Елена Литвинцева. «Звони мне иногда, известиями грей»

***

Нет-нет! Такого не быва­ет,
Чтоб полю­бил тебя поэт.
Он спит и не подо­зре­ва­ет,
Что полон зву­ка­ми рас­свет.
Звучат кан­цо­ны и сона­ты,
Шумит камыш, и сто­нет клён
О том, что недовлюб­ле­на ты
И твой поэт недовлюб­лён.
Недоцелованные тени
Желают слить­ся во пло­ти.
И жизнь цве­тёт, как куст сире­ни,
А зав­тра может отцве­сти.
Проснись же ты — недо­лю­би­мый!
Прочувствуй так же, как и я,
Расклад вес­ны непо­пра­ви­мый,
Слепую горечь бытия.

***

Вдруг сорвать­ся из дома и стре­лою — в мет­ро.
Через час из под­зе­мья — по сту­пе­ням бегом.
На плат­фор­ме Удельной, дверь дер­жа сапо­гом,
Двинуть тело и сум­ку в элек­трич­ки нут­ро.
Вот и наша поля­на средь могу­чих сне­гов,
Мы её рас­ко­па­ли меж лесов, бере­гов
И наре­за­ли сало,
А потом по одной!
В целом све­те не ста­ло
Вмиг печа­ли зем­ной.
Коль на озе­ре ночью подо­жжёшь фей­ер­верк,
То отпразд­ну­ешь празд­ник бытия сво­е­го.
Снег, лопа­та и лыжи нас сдру­жи­ли навек,
И с рас­ки­ди­стых елей сни­зо­шло вол­шеб­ство.
Сказка, тай­на и фокус —
Жизнь про­жить и — заметь! —
На послед­ний авто­бус
В миг послед­ний успеть!

***

Вот корюш­ка пошла от север­ных морей,
Черёмуха цве­тёт — пока теп­лей не ста­нет.
Звони мне ино­гда, изве­сти­я­ми грей,
Что жив ты и здо­ров, хоть без­на­дёж­но занят.
Как горь­ко пони­мать, что заня­тость твоя —
Не заня­тость, а лишь удоб­ная личи­на.
Какая может быть средь кра­ха бытия
Любви не удер­жать весо­мая при­чи­на?
Но слить в еди­ный вихрь я, види­мо, смо­гу
Шальные в голо­ве и север­ные вет­ры.
Я в память о тебе под вечер про­бе­гу
На ста­ром пусты­ре сырые кило­мет­ры.
Я в память о тебе и мыс­ли, и стиш­ки
В поря­док при­ве­ду, густую пыль повы­бью,
И корюш­ки куп­лю, и, выдер­нув киш­ки,
Я съем саму вес­ну, вды­хая душу рыбью.
Спасибо, доро­гой, за то, что понес­ло
Меня тече­нье вверх, за то, что сумрак редок.
Черёмуха цве­тёт — жела­ние свет­ло
Нечётное чис­ло сорвать души­стых веток!

Сильверст

Моя поро­да в деда,
Коварен Божий перст.
Какой был непо­се­да
Мой дедуш­ка Сильверст!
Лолитою под утро
Скакал в одном нос­ке.
Теперь смеш­но и муд­ро
Живу в сво­ей тос­ке.
Смычком вла­дел он чисто,
Конём ходил спле­ча.
Мой дед был шах­ма­ти­стом
С при­зва­ньем скри­па­ча.
Но что же мне при этом
Покрыла ноги шерсть?
Куда ходил с при­ве­том
Мой дедуш­ка — бог весть.
Придя ж в род­ные сте­ны,
Герой дро­жал, как лист.
Жаль, бабуш­ки­ны гены
В меня не про­бра­лись.
Всё было б в жиз­ни густо,
Прекрасно и свет­ло —
У ней мораль и бюста
Четырнадцать кило.
Махала баб­ка тро­стью,
Кричала: «Муж — про­хвост!»
Ростки того про­хво­стья
Во мне пусти­лись в рост.
Сильверст не без улыб­ки
От бюста уди­рал
В свой сад, и там на скрип­ке
Он в шах­ма­ты играл.
Потом совою ухал
Под мухой на крыль­це,
А я умру ста­ру­хой
Под бабоч­кой цеце.
С небес­ных усме­ха­лищ
Мне выпал стран­ный фант —
То ваш, Сильверст Михалыч,
Сомнительный талант.
В каком-нибудь колене
Потомок мой в тос­ке
Припомнит бабу Лену
В гро­бу в одном нос­ке!

***

Однажды я иска­ла хрен в тумане.
Отец соле­нье делал. Вкуснота —
Поесть груз­дей хру­стя­щих на сме­тане.
— Поди, добудь хре­но­во­го листа, —
Сказал, — тебе же ведо­мы в при­ро­де
Съедобные рас­те­ния, цве­ты,
И в горо­де, как буд­то в ого­ро­де,
Сыскать чего угод­но можешь ты.
Я пом­ни­ла, что у кино­те­ат­ра
Видала лист хре­но­вый. В том году
Не ста­ла рвать, оста­ви­ла «на зав­тра»,
Предчувствуя гря­ду­щую нуж­ду.
Густой туман и осе­ни сия­нье
Сознание захва­ты­ва­ют в плен.
Я стеб­ли тереб­лю, веду жела­нье,
А хре­на нет! Куда девал­ся хрен?
Всё исче­за­ет в мест­но­сти убо­гой,
Не выка­зав про­дле­ния при­мет.
Хожу я на авто­бус той доро­гой
И всё смот­рю: где хрен? А хре­на нет.

***

Неуловима авгу­ста кон­чи­на —
Не во дво­ре она, а в голо­ве.
Звонит сосед — под­вы­пив­ший муж­чи­на,
Что любит голым бегать по тра­ве.
Я неуме­ло дядю отши­ваю,
Он веч­но пьян, и нам не по пути.
Стекает струй­ка авгу­ста живая,
Как тон­кий голо­сок: про­щай — про­сти.
Ещё спе­шит к любов­ни­це любов­ник,
Рабочие тас­ка­ют кир­пи­чи.
А у меня скле­ва­ли весь кры­жов­ник
Прощально нале­тев­шие гра­чи.
От нас ухо­дит лето поми­нут­но,
Сыреет све­же­сруб­лен­ная гать.
Соседу ско­ро ста­нет неуют­но
На грязь и холод голым выбе­гать.

Письмо другу

Дорогой, ува­жа­е­мый, близ­кий, род­ной,
Мой един­ствен­ный друг, Фридрих Ницше!
Ты изба­вил меня от тос­ки ледя­ной.
Сообщаю подроб­но­сти ниже.
Сколько лет я тер­пел! Как я мно­го стра­дал!
И стра­дая ходил на рабо­ту —
Я гру­зил и возил, и рубил, и стро­гал
До седь­мо­го, деся­то­го поту.
Стал и груб, и сутул, и похож на коня.
Не спа­са­ет от хво­рей апте­ка.
А подру­га моя обма­ну­ла меня
С управ­до­мом от наше­го ЖЭКа.
Не убил их тогда. Хоть в гро­бу и видал.
Лишь вер­тел водо­сточ­ной тру­бою.
Я над кни­гой тво­ей, как ребё­нок, рыдал
И над соб­ствен­ной раб­ской судь­бою.
Подчиняясь дру­гим, ниче­го я не смог —
Не ско­пил, не обрёл — доко­на­ли!
Милый друг, мне сего­дня твой голос и слог —
Утешение в горь­ком фина­ле.
Я помой­ные баки пинаю ногой.
Я не конь ломо­вой, не соба­ка!
Понял я, что хочу быть как ты, доро­гой,
Вылезая на солн­це из бака!
Но вос­пря­нув­шей воле сво­ей вопре­ки
Хоть немно­го побу­ду в сми­ре­нье:
К Иоанну пой­ду поси­деть у реки,
Прочитать ему сти­хо­тво­ре­нье.

***

Порой тяжё­лый карп плес­нёт у трост­ни­ков…
А. Фет

А мне наве­ял Фет купить боль­шо­го кар­па,
Запечь его, подать люби­мым на обед.
Стояла б на сто­ле моём ещё и грап­па!
Но нын­че я не пью — на то здо­ро­вья нет.
Лишь весе­ло душе от фетов­ско­го ска­за.
Он таин­ством зем­ным сму­тил — и был таков.
А в голо­ве моей свер­ка­ет эта фра­за:
«Порой тяжё­лый карп плес­нёт у трост­ни­ков…»

***

Рассвет и снег, и май — сумя­ти­ца такая.
Лучи из-за домов воз­но­сят­ся, дро­жа.
Синица на суку поёт, не умол­кая,
Мы с ней на высо­те шесто­го эта­жа.
Ещё недав­но двор тонул в оттен­ках блёк­лых,
Но вот уже вес­на из почек тянет лист,
И столь­ко солнц горит в авто­мо­биль­ных стёк­лах,
И тём­ные очки надел мото­цик­лист,
По радио зве­нят игрою мно­го­струн­ной.
Пришла пора надеть кра­си­вое паль­то.
Так хочет­ся тебя любить любо­вью юной,
Стесняясь намек­нуть неве­до­мо на что.
Болтала поут­ру с Плещеевым и Фетом
Про этот самый май, и свет­лый, и чуд­ной.
Я ско­ро, милый друг, при­ду к тебе с при­ве­том,
А может быть, вле­чу, как ласточ­ка с вес­ной!

Болотный рэп

Мне гудят на нуж­ной ноте все окрест­ные ЛЭП,
Ведь сего­дня я реши­ла напи­сать рэп.
Мы гуля­ем по боло­ту, слы­шим изда­ли выпь,
А в лесу меж­ду дере­вьев мно­го камен­ных глыб.
Эта раз­ная при­ро­да — наша Родина-мать.
Оператор жмёт­ся с краю, будет виды сни­мать.
Мужики сидят в посёл­ке, око­сев­шие в ноль.
Запах леса мно­го луч­ше, чем алко­голь.
Кислород встав­ля­ет боль­ше, чем нико­тин.
Кроме воз­ду­ха сво­бо­ды, ниче­го не хотим!
Политические дядь­ки делят день­ги стра­ны,
Но Джим Моррисон заме­тил: «Люди стран­ны».
Мы и сами не такие, как обыч­ный народ.
Мы гуля­ем по боло­ту — наша страсть не умрёт.
Коль сту­пать неосто­рож­но, то послы­шит­ся бульк.
На боло­те был постро­ен город Санкт-Петербург.
Мы, похо­жие на выпей, оги­ба­ем хол­мы.
Хоть пол-лит­ра зал­пом выпей, но не ста­нешь как мы.
Пусть гудят на этой ноте все окрест­ные ЛЭП,
Ведь сего­дня на боло­те рэп, рэп, рэп, рэп!
Всё шага­ем и шага­ем, под­ми­ная мох,
Это йога, а не пес­ня — выдох, вдох!
Вот оста­лась поза­ди непро­хо­ди­мая зыбь.
Красота — послед­ним кад­ром про­бе­га­ет выпь.