Из Роберта Фроста
Хозяин леса редкий гость
В своих владениях. Насквозь
Всех видит он — да не застал
Меня среди своих берез.
Вдали от очага привал
Мой конь никак не ожидал.
Какие здесь приснятся сны?
Ночей столь темных век не знал.
Ему ответы все ясны:
В тепле дождаться бы весны.
Звон бубенцов и ветра вой
Покой тревожат белизны.
Остаться бы, но за спиной
Есть тяжкий долг. Скорей домой!
Далекий путь передо мной,
Далекий путь передо мной.
***
Я ждал тебя для мраморных объятий
в лесу пятнистом, в шуме городском,
среди обычных лиц, среди движений вод,
за горизонтом, за чужими «хватит»
и за своими «хватит». Долгий год
прошел, как день, протек уединенно,
как вечность мотылька, как летний хоровод.
Я для тебя уже не посторонний,
и ты выходишь, словно боль, нежна.
Темнее станет ночь, прозрачнее вода;
вот-вот я прикоснусь к твоей ладони;
и ты глазами гордо скажешь «Да!».
Я жду тебя для мраморных объятий.
Я так того хочу. Я сердцем бьюсь. Я — да!
***
Сентябрь. Листья. Как его
еще опишешь — знать бы, право.
Толкутся люди. Ничего
не происходит слева, справа.
Один в толпе. А близость всё ж
ее с годами ощущаю.
И, несмотря на пальцев дрожь,
сильнее памятью сжимаю.
Отстало время. И слова —
заношенные части речи.
Она — не мать и не вдова —
как девочка, опять беспечна.
***
В Аиде осень. Жители Аида
покорно бродят. Улицы, бульвары
торжественно унылы. Серость вида
давно не провоцирует кошмары.
Никто не знает, кто здесь и откуда.
Никто не верит в то, что есть «откуда»…
Все замыкается на жажде чуда,
которого не будет. Только осень
дает умершим слабую надежду
на то, что то, что было с ними прежде
и правда было с ними. Впрочем, осень –
чего давно стараются не видеть –
не пустит зиму. Каждый миг в Аиде
герой не попадает к героиде.
***
Надо было оставить тебе ребенка,
а лучше двух —
чтобы отсудить право их навещать
и возможность видеть тебя,
чтобы перемигиваться с ними,
отпуская шутки про твоего
нового ухажера,
чтобы хоть в чем-то
на свете
нельзя было
нас разделить.
***
Внезапно зеленеет город,
и жар — такой же, как внутри
твоих бессовестных походов
от той двери до той двери.
Простое лето, и не скажешь,
что ты провел сезон в аду —
в тугой смирительной рубашке
до звезд свою печаль раздул.
Печаль останется моментом
прозрачной жизни не твоей.
Лишь терпкость прожитого лета
напомнит не тебе о ней.
Полусловам ты внял с полслова:
и город тот — да ты не тот,
и мухи вспоминают снова,
как им лететь до нечистот.
***
Я приглашу тебя. И ты войдешь.
И будет литься дождь. А нам уютно
вдвоем сидеть на просветленной кухне
и ждать остатка хода у секундных
всех стрелок всех стремительных часов.
Так распадется время. Каждый миг
сочится в новый все верней и дольше.
Весь белый свет нам говорит всего лишь:
кап-кап, тик-так — чтоб обернулись ложью
слова, не сказанные напрямик.
***
Пусты вагоны, выход в город —
побег на волю, где не легче
дышать. Вот гаснут светофоры,
и дома я — слегка беспечен.
По комнате обычной тишиной
рассыпалась на части память.
Безмолвной улице внимаю —
там все, что не сбылось со мной.
Наутро завтрак — будто тризна.
И скрип полов похож на ропот.
Дождя не будет — вот и признак
смещения всемирного потопа
на красный день в цветном календаре.
Куда бежать от этой скуки?
Днём тот же дом, каштан и звуки
людского счастья во дворе.
***
Султан увез ее в гарем.
Ивашка-дурачок
не просыхает третий день,
кусает кулачок.
Разумный кот туда-сюда
вершит за кругом круг —
и в рюмке мертвая вода
живою стала вдруг.
***
На русском языке несложно
версифицировать так,
чтобы на выходе были
не бог весть какие стихи.
Но это ладно.
Самое чуднóе —
когда утверждают:
к стихам своим, друзья,
я отношусь, будто к детям!
К детям!
Что вообще это могло бы значить?
Мои стихи поступили в престижный вуз —
я горжусь ими.
Мои стихи перебрали на выпускном —
пора за ними ехать.
Мои стихи привели домой парня.
Мне кажется, он наркоман.
Мои стихи никто не любит.
Они слишком хороши для всех.
