Виктор Соснора. “Мотивы Феогнида. Энеада”

Энеада*

1

Упало и небо и вре­мя
и рюм­ки цве­тов и вода вдоль доро­ги
и серд­це и руки – уста­ли.

И хочет­ся взять и отдать эту шку­ру,
осты­ла висеть на костях,
и голо­ву – сни­мок – отдать.

О, стой, о, сту­пи, потер­пи ещё малость –
и соком нальют­ся хря­щи и сто­пы,
о, нет, не нальют­ся, отку­да их, соки?

Ты на пере­пу­тье. Я на пере­пу­тье?
Но где же дощеч­ка, чтоб вле­во пой­ти,
чтоб впра­во, чтоб пря­мо. Ты друг пере­пу­тал.

Светился квад­ра­тик окна и не све­тит.
Значит, без­дом­ность при пол­ной луне.
Меч пере­ко­ван, его куз­не­цы – в бубен­цы!

Друг меня пре­дал – покон­чил с собой.
В буду­щей жиз­ни друг дру­га мы не узна­ем,
порознь не гля­дя друг мимо дру­га прой­дём.

Скажут: у них пер­ла­мут­ро­вы лица.

2

Птичка-тря­пич­ка, кле­ва­тель­ни­ца ягод,
что ты игра­ешь на флей­те, не мель­кая, –
это играю на камен­ной флей­те – я.

Я гово­рю, неви­дим­ка, тебе – неви­дим­ке,
ты, уле­тая, ока­ме­не­ешь от тем­пе­ра­тур,
и будут слу­шать подош­вы твой хруст и сме­ять­ся.

И свет­лые тро­ны постро­им
из лепест­ков и мира­жей,
гнёз­да жиз­ни!

Мать моя, смерть, как про­во­жа­ла в жизнь!
Я не поки­ну тебя.
Ты верь мне, верь мне!

3

И буду тай­но коро­тать луны,
ища на белом эта­же чёр­ный.
Не верь, не верь, что есть заря зри­ма,
где спич­кой водит деле­гат пыль­ной.
Она взой­дёт, но будет уж не круг кра­сок,
а выстрел рук и голу­бой бой­ни.
Не верь, не верь, что гори­зонт розов!

А я зову воз­люб­лен­ную мглу.

Но ниче­го испра­вить нет зна­ка
и белых голу­бей взор, взры­вы.
О бед­ный, бед­ный миро­вой отдых,
поли­тый крас­кой типо­гра­фий,
охо­ты псо­вой и у скал – усколь­за­ет
сереб­ря­ная ветвь тво­е­го серд­ца
и мое­го, и я, моих нитей
и их соба­чьи язы­ки смо­ют,
о как ребя­чьи!

Я не хочу вспо­ми­нать губы,
ни руки вос­ко­вые, буд­то ног­ти сня­ты,
вре­мя моё ухо­дит празд­но,
и в моз­гу, где был изгиб – клет­ки пусты.
Голубь как белая бабоч­ка ходит-ходит,
не верь, не верь, что у него утро.
И это дни идут назад, на ког­тях лапы
и рёв иллю­зий эво­лю­ци­он­ных,
как рвут дожди мои скан­дал-руки.
Не верь, не верь, моё дитя золо­тое,
ты зла­то­ткан­но, и в моих Микенах
лист пере­вёр­нут… Свист ста!

4

Время – упа­док – и пада­ют на спи­ну пти­цы.
Листья взле­та­ют и намо­ка­ют,
и не мига­ют мил­ли­о­но­гла­зые мухи.

Скоро возь­мут­ся за пилы зуб­ные,
выру­бят дом мой днев­ной и опро­ки­нут,
что ж, мне доста­точ­но и зем­лян­ки.

Я с чер­те­жа­ми заля­гу на зиму,
ска­жем, в углу и закро­юсь гла­за­ми,
в веч­ный гамак из пау­ти­ны.

Этих зако­ван­ных в лож­ные цепи
из ката­строф
дунь – и рас­сы­пят­ся, пыль это, пыль.

Птицы зло­ве­щи, их гра­дус и речь,
и не сморг­нёшь, и не зна­ешь, куда уне­сут
их тре­уголь­ни­ки-кры­лья – и хвост и – клюв,

Ляг в ухо лягуш­ке,
Я не был, не был! Согласен.
В спис­ки вос­крес­ших меня не пиши­те, –
этих уто­пий я не зна­ток.
В спис­ки вос­крес­ших меня не пиши­те –
ноги, вет­ра­ми гони­мы,
мок­нут как листья.

5

Не орфо­гра­фия,
кнут и его уда­ре­нья,
рит­ми­ка боя с собой, гло­бус пустынь,

кто её слы­шит, лиси­цы на ска­лах,
когда про­ли­ва­ют­ся сне­ги
слёз неви­ди­мок-вол­ков.

О оди­но­ки!
И ноги уста­ли,
уши и капил­ля­ры.

Гордые гим­ны,
звёзд­ные речи!
Не увле­ка­ют – фаль­шив­ки.

Кожа и лим­фа
как вися­щие змеи на под­бо­род­ках,
и сып­лет­ся чешуя.

Камни уста­ли. На нако­вальне
молот нака­лен по теме­ни бьёт.
Струны у паль­цев осты­ли.

6

Рыцарь и рог – как мираж в запя­тых,
ког­ти у рока уста­ли.
Выбрось, не натя­нуть!

Что ж ты наде­лал с собой, что глаз­ни­цы
пусты, в них пле­щет­ся ртуть.
Бицепсы как пау­ти­на.

Сердце как пер­стень
в двух паль­цах.
Бюст Аполлона пуст.

О неопря­тен декор опти­ма­тов.

И вьют­ся соба­ки меж кир­пи­чей,
где мусор, кри­ча:
«Микены! Микены!» –
чер­тим рукой воло­са­ты­ми лепест­ка­ми.

Видение лив­ней как золо­тых монет!..
Мигни!

Когда я уйду – сожги­те,
И пеп­лы уйдут по водам тела.

7

Тихие тол­пы бегут в оди­ноч­ку.
Лютни у них не игра­ют. Поют.
А под­зе­ме­лья закры­ты.

Лютни поют: ско­ро! ско­ро!
Вверх нуж­но, вверх, туда вы уйдё­те,
вниз не смот­ри­те – вверх!

Люди не уми­ра­ют, а каме­не­ют
их лебе­ди­ные шеи
заткну­ты проб­кой.

Пули, вет­ра­ми гони­мы,
уста­ли,
пада­ют в гор­сти.

Все мы взле­тим, как чай­ные лож­ки
будем отту­да
зво­ном в ста­кане.
Новые люди нальют­ся собой.

Боги вы боги, анти­ито­ги.

8

Погаснет Звезда и ещё через месяц уйдёт Небосвод
и не будут кру­жить­ся дубы заокон­ные на кор­нях
и змея не очер­тит кру­ги
и скаль­пель с пин­це­том поло­жит Хирург,
он вмон­ти­ру­ет в серд­це часы
и будет их заво­дить,
а сады цве­то­му­зы­ки – моль съест,
и поло­жат мне Луну в рот крас­ный.
Ну, попразд­нуй уход
три­на­дца­той рыб­ки из щелей пру­да
и взле­та­нье её на кры­лах-орлах
к жиз­ни; и жаж­да, она задох­нёт­ся под гра­дом скал
и рас­пла­вит­ся воск её пёры­шек
вниз, как спи­на.
Говорил же тебе: не про­рочь,
не при­во­ди в дви­же­нье Ничто,
пусть сто­ит и мер­ца­ет и брыз­жет­ся,
и цве­тёт, и сви­стит.
Ты же закрой гла­за-веки, рот и не тронь
всё слу­чит­ся само и без тебя, ты себя
при­бе­ре­ги пока, свет тебе дела­ет смотр,
а потом уж решай,
сто­ит ли розе вздох­нуть,
а сло­нам тру­бить,
в том мажо­ре жить сто све­то­вых лет.
Зло опе­ре­точ­ное оставь, о Зевс!

Розы пах­нут. Слоны тру­бят!

9

Всю ночь, всю ночь шёл дождь
как шквал.
И умер с оком конь.

Всю ночь шли нищие в шел­ках
под фона­рём –
без фона­рей.

И пифии в боло­те пели.

Их пенья были о коне,
как обо мне,
печа­лью тон­ки.

У нищих был рас­кры­тый рот
и в нём
решёт­чат

Время смя­то, сня­то
как море бил­ся
глаз.

Коня – огня – и от меня
что тре­бу­ет
Эллада?

Я смерть пою.

Я рву на саван сан­ти­метр –
кар­ма­шек для души…

Всю ночь, всю ночь лицо бле­сте­ло!

_______
*Энеада – девят­ка (греч.).

2005 г.