Сергей Семенов. «Бог живет среди бабочек и цветов»

* * *

Что вооду­шев­ля­ло?.. Пустяки.
Но жизнь дру­ги­ми про­буя гла­за­ми,
Я б не ска­зал, что я пишу сти­хи, —
Стихи себя все чаще пишут сами.

Они при­хо­дят слов­но бы извне,
Когда при­жмет или когда досуж­но…
И не ска­зать, что это нуж­но мне
И вооб­ще кому-то это нуж­но.

* * *

Ни стра­ны, ни пого­ста
Вне гра­ни­цы РФ,
Где уло­жен по ГОСТу
Будешь ты, уме­рев, —

Чтоб заны­ло сер­деч­ко,
Чтоб без лиш­них соп­лей;
Чтоб печаль­ная свеч­ка
За пят­на­дцать руб­лей…

Словно чьи-то обнос­ки,
Примеряешь сло­ва.
Это Рыжий и Бродский.
Твоего здесь — едва.

Ровно так же, ты зна­ешь,
Как, взрос­лея душой,
Сам язык про­жи­ва­ешь,
Словно опыт чужой,

В нем осев­ши надеж­но;
Словно нет ниче­го,
Словно жизнь невоз­мож­на
Вне кон­тек­ста его.

ЧЕРНОЗЕМ

…Удобрить ее сол­да­там…
И. Бродский

1.

Вернутся все. А выжи­вут не все.
Останешься ли в лесо­по­ло­се,
Иль захлеб­нешь­ся жир­ным чер­но­зе­мом
Где зал­пом артил­ле­рии весо­мым

Накроет. Ни молит­ва, ни бро­ня
Тебя, как танк уда­рит, хоро­ня
Под битых плит и мусо­ра кур­га­ном,
Не защи­тит. Эй, коман­дир, куда нам?..

Заройся в зем­лю. Сверху, как пила,
Жужжит над голо­вой БПЛА
Злым насе­ко­мым, тужит­ся, гун­до­сит.
А ты гада­ешь: сбро­сит ли, не сбро­сит?..

Здесь смерть име­ет мест­ный коло­рит.
Пiд Кýпянском, як Шредiнгера кiт
Ты в этот миг убит и не убит.

2.

Его не спа­сет ни врач,
Ни друг с позыв­ным Грач,
Его почти уже нету.
Он так надо­ед­лив был;
Последние дни твер­дил:
Распишемся, как при­еду.

Приедет. В чер­ном меш­ке.
Вот наш, с оскол­ком в баш­ке,
Сказал коман­дир: две­сти.

…Не стру­сишь ни перед кем
И сдох­нешь на перед­ке,
А друг на одной ноге
Поедет домой, к неве­сте.

А та уйдет все рав­но.
Попробует, чест­но, но
Останется с ним едва ли.
Останется алко­голь,
Фантомного сча­стья боль,
И выпла­ты, и меда­ли.

Не знаю, в каком году
Я адрес его най­ду,
Два дня в купе, как во сне, и
Он стоп­ку поста­вит: – Пей.
Нет. Пуля люб­ви силь­ней.
А все же любовь боль­нее.

3.

Реальность не срав­нит­ся с теле­ком,
И быль не спу­та­ешь со сказ­кой.
И ты, сво­дя­щий муш­ку с цели­ком
На розо­вом пятне под кас­кой,

Не мучь души чужою дра­мою.
Спроси: а сам здесь что я зна­чу?
Когда воз­врат затвор­ной рамою
В пле­чо пере­да­ет отда­чу.

На тела глу­пые ста­ра­ния
Прицельным гла­зом посмот­ри.
И все его вос­по­ми­на­ния
Сотри.

4.

Чижова Анастасия.
Общенья ане­сте­зия,
Словесной игры бейс­бол,
Как вре­мен­ный обез­бол.

Лишь выпорх­нет из пала­ты,
Довольные, ржут, сол­да­ты:
Так что там, на перед­ке?..
Ты это все перед кем?..

Я ржу с ними вме­сте. Зёма,
Как наша душа зем­на…
Из это­го чер­но­зе­ма
Мы вышли путем зер­на.

Из это­го, сука, ада
Мы вышли путем рас­па­да,
Отринувшие тру­ху,
Мы все ж про­рос­ли куда-то,
К чему-то, что навер­ху.

А он гово­рит: уро­ды,
Поддержку дать не мог­ли…
В ито­ге две наших роты
В под­сол­ну­хах полег­ли,

А он гово­рит про осень,
Сезона дре­му­чий сплин.
Про ржа­вые вет­ки сосен,
Про зем­лю как пла­сти­лин.

Как пуля дру­га уби­ла,
С кото­рым они вдво­ем…
Как буд­то на пуле было
Написано «не твое».

Сидит, не дыша, пала­та
Под люми­нис­цент­ным све­том,
Заслушиваясь сол­да­та,
Ставшего вдруг поэтом.

* * *

Дали — с поля­ми, стол­ба­ми и рель­са­ми,
И обла­ка, само­ле­том про­ре­за­ны,
В воз­ду­хе лег­ком парят.
Вот вся Россия: двор­цы да кустар­ни­ки.
С тра­па спус­ка­ют­ся туч­ные стран­ни­ки,
Стиснув фото­ап­па­рат.

В вол­чью ли глушь, погла­зеть на искон­ную,
Слепооконную, тем­но­и­кон­ную —
Не зама­нить кала­чом.
Дверь да крыль­цо, да скри­пу­чая лесен­ка…
Впрочем, при чем тут рязан­ская лек­си­ка?
Да и калач ни при чем.

Все это чья-то чужая исто­рия.
Там, за про­сел­ком, про­стран­ство, кото­рое
Мало о чем гово­рит.
Мрачные избы сто­ят непри­ка­ян­но.
— Что же хозя­е­ва?.. — Нету хозя­и­на.
Там, воз­ле церк­ви, зарыт.

В строч­ке — натя­ну­тость фор­мул зазуб­рен­ных…
Ночь. Очертания строй­ки в зазуб­ри­нах,
Окна в домах зажже­ны.
Чувство сво­бо­ды — в незна­нье незна­ния.
…Нет у нас роди­ны, нет нам назва­ния.
Мы нико­му не нуж­ны.

* * *

Разбежался, под­прыг­нул и поле­тел
Самолет с тобою внут­ри,
Сотню с лиш­ним при­стег­ну­тых к крес­лам тел
Поднимая в воз­дух. — смот­ри,

Как ухо­дит зем­ля из-под ног, и с ней
Город, соб­ствен­ной кар­той став.
И в гру­ди тес­ней, небе­са ясней
Здесь, над обла­ка­ми, — оставь

Все сомне­нья вни­зу, рас­про­стись с виной
И дела свои сдай в багаж.
Впереди, нам кажет­ся, мир иной —
Бесконечно луч­ший, чем наш.

* * *               

Судьбою бес­по­лез­но бро­ше­на,
С кото­рою поспорь поди-ка;
Лицо пустое пере­ко­ше­но
Подобьем мун­ков­ско­го кри­ка,
Еще никем не потре­во­же­на,
Лежит и смот­рит, как живая,
В кар­тон­ную короб­ку сло­же­на:
Красивая — и надув­ная.

Такую участь — отве­чаю за
Слова — не при­ве­ди Конфуций!
И хоть от них мы отли­ча­ем­ся
Набором когни­тив­ных функ­ций,
Но что до прак­ти­ки каса­тель­но,
В быту, в тру­де или в посте­ли,
Проигрываем осно­ва­тель­но
У сили­ко­но­вых изде­лий.

В тво­их фан­та­зи­ях всё та же ли —
Та, школь­ная твоя лоли­та?
Средь тех, что все еще не нажи­ли
Ни опы­та, ни цел­люли­та.
Но вряд ли за поро­гом зре­ло­сти
Мечтал при­нять из тре­тьих рук ты
Ее видав­ших виды пре­ле­стей
Морщинистые сухо­фрук­ты.

Скажи себе: боять­ся нече­го.
Ни подо­зре­ния, ни фак­та
Существования конеч­но­го.
Ни ожи­ре­нья, ни инфарк­та.
В кон­тек­сте смыс­ла обна­жен­но­го,
Отчетливого вре­ме­на­ми.
Любых услов­но­стей лишен­но­го.
Не оза­бо­чен­но­го нами.

* * *

Только лет­чик над миром уснув­шим, веком
Утомленный, почти совре­мен­ник Блока,
Смотрит вниз, в тем­но­ту – под нога­ми звез­ды
Он, зажжен­ные неосто­рож­но, видит.

…Как туда мож­но, серд­цем не дрог­нув, бом­бы
Сбросить?.. Легче сго­реть с само­ле­том вме­сте
Жарким пла­ме­нем – как от сты­да сго­ра­ют
За эпо­ху. Как весть выжи­га­ет душу.

Ибо – это ли страх?.. – от уда­ра оземь
Обернуться едким и чер­ным дымом;
Не вер­нуть­ся, исчез­нуть… Нет; страш­но – есть ли
Еще, – думать, – есть ли куда вер­нуть­ся…

Эта мысль и гонит впе­ред, навстре­чу
Темноте, как зве­ря. Гудит про­пел­лер,
Без кон­ца пере­ма­лы­вая про­стран­ство,
Смерти, небу и ночи бро­сая вызов.

Потому что мир пото­нул во мра­ке.
И лишь толь­ко под­няв­шись зем­но­го выше,
Понимаешь – все­гда за спи­ною город.
И луна, как брон­зо­вый щит, щер­ба­та.

* * *

Эта ночь тем­на, слов­но в тре­тий раз
Петухи не пели.
На кри­вых кор­нях — ском­кан­ная грязь,
И чер­не­ют ели.
Лишь сло­ва — как заго­вор или стих,
В изго­родь спле­та­ясь, —
Не пере­мах­нешь… Но гля­дишь — сквозь них
Проступает хаос.

Эта ночь тем­на. Но на звук кре­стить­ся,
Поверь, не надо.
Все рав­но тебе нику­да не скрыть­ся
От пря­мо­го взгля­да.
Ветви, кор­ни в мор­щи­ны собрав живые…
Смотрит пол­ночь хму­ро.
Только круг, начер­чен­ный про­тив Вия, —
Вся твоя куль­ту­ра.

Бабочка

Lest I appear frivolous…
Edward Norton Lorenz

Словно хип­пи, уви­дев­ший мир в пол­но­те цве­тов,
Ненадолго поки­нув­ший жел­тый свой бати­скаф,
Бог живет сре­ди бабо­чек и цве­тов,
Словно крас­ку, по полю их рас­плес­кав.

И забы­лась кисть, в рабо­те ему отслу­жив,
И цве­тет кар­ти­на — боже, как хоро­ша!
И не шелох­нет­ся, кры­лья свои сло­жив,
Тонкокрылая тре­пет­ная душа.

Потому что яркое солн­це и чист луг.
Потому что не свя­зан­ным с этим нель­зя стать,
И чем тре­пет ее отзо­вет­ся, взмах, звук,
Может стать­ся, даже Ему не дано знать.