***
Человек не с той ноги вставал
и весь день ходил смурной и злющий.
И ко всем на свете приставал
человек, не с той ноги встающий.
Человек вставал не с той ноги,
а потом на кухне бил посуду.
И разнообразные враги
человеку чудились повсюду.
Человек не с той ноги вставал.
И, вставая, с недовольным видом,
вечно спотыкался и хромал,
хоть и не являлся инвалидом.
Что об этом я могу сказать?
Собираясь в дальнюю дорогу,
перед тем, как на ноги вставать,
выберите правильную ногу.
Прощальный романс
И настает печальный час.
И по проспекту городскому,
себя доверив гороскопу,
уходят женщины от нас.
Навстречу истинной судьбе,
навстречу игрищам и торгам
они уже спешат с восторгом —
они уверены в себе.
А по прудам идут круги,
и в старом парке гаснут клены…
Еще нежны, но непреклонны —
уходят женщины к другим.
Они спешат на дальний свет
(да будет он хоть трижды ложным!)
и остаются в нашем прошлом.
Ведь в нашем будущем — их нет.
А мы? А мы им все простим
И, улыбаясь, выйдем в вечер.
Но не вослед пойдем. Навстречу.
Навстречу женщинам другим.
Во втором приближении
Я на первых порах
свою ноту замалчивал.
Голосили ― блаженные.
Только жизнь оказалась гораздо заманчивей
во втором приближении.
Я обжегся на первом.
Но прочь причитания!
Это ли поражение?
Мой бесформенный мир приобрел очертания
во втором приближении.
Как пленительно первое прикосновение!
Но на встречном движении
ты, любовь, оказалась куда сокровеннее
во втором приближении.
Дорога
Куда ведет далекий путь ―
назад или вперед?
Авось ведет куда-нибудь,
куда-нибудь ведет…
― Скажи, куда наш путь лежит?
― Лежит куда-нибудь.
И если путь вперед бежит,
с него нельзя свернуть.
Как хорошо, что ты в пути
совсем не одинок.
Вот-вот зажжется впереди
заветный огонек.
И снова путь вперед спешит,
и мы спешим с тобой.
И огонек в ночи дрожит,
как будто ― он живой…
Год две тыщи никакой
Хорошо то или плохо,
но кончается эпоха,
век уходит на покой.
Мы сейчас вступаем с вами
в странный год с тремя нулями ―
в год две тыщи никакой!
Новый век ударит ― датой!
Мы отметим 45‑й,
перед ним 37‑й.
Ну а этот год ― особый ―
угадай поди, попробуй,
чем нас встретит ― светом? Тьмой?
Кто придет ― варяги? Гунны?
Кто ― с брони или с трибуны
нам укажет путь рукой?
И в какой мы будем яме
в этот год с тремя нулями ―
в год две тыщи никакой?!
С новым счастьем, с новым годом!
Я сейчас со всем народом,
словно в омут головой,
вместе с планами, стихами,
в общем, вместе с потрохами
в год вступаю нулевой!
Пусть плетутся дни за днями.
Будем в год с тремя нулями
и с нулями жить в ладу.
Вкусной вам духовной пищи,
денег вам, друзья, ― две тыщи! ―
в никаком таком году!
Коса
Слово хочет звенеть на лету.
На бумаге беспомощно слово.
Дай я косу твою расплету,
А потом заплету ее снова.
Где-то рядом грохочет шоссе,
И клубится туман над заливом.
Я к твоей прикасаюсь косе,
К перекатам ее, переливам.
Эти волосы пальцы мне жгут!
И грозят неминучей бедою
Три гадюки, свернувшихся в жгут,
Три ручья с ядовитой водою.
Так зачем я опять и опять
Возвращаюсь к пустому вопросу:
Расплетать или не расплетать?
Я хочу расплести твою косу!
Я тебе все измены прощу,
в грязном омуте мы не потонем…
Дай я косу твою распущу,
А потом расплещу по ладоням.
***
Я снова вернулся из Крыма,
с беспутной судьбою не споря.
Мне попросту необходимо
иметь под рукою два моря.
Приветствует ветер балтийский
меня своим наглым порывом,
всегда бесшабашный, бандитский
он лихо свистит над заливом.
***
Какой ни есть поэт, я стар и одинок,
но, девочка, пусть вы измените мне даже,
я буду целовать следы от ваших ног
на солнечном песке, на комаровском пляже.
Их разметет волна, их заметет песок,
их снег запорошит… Но и в январской стыне
я снова отыщу следы прелестных ног ―
последнюю мою надежду и святыню.
Когда пробьет мой час, поэта спросит Бог:
― Что делал ты, поэт, на этом бренном свете?
― Я не писал стихов, ― поэт ему ответит, ―
я просто целовал следы прелестных ног.
***
Мы идем по улице старинной,
глина на ботинки налипает.
Не бывает улица стерильной,
ну и хорошо, что не бывает.
Мы идем по лужам без опаски.
Что нам лужи! Что нам пыль и сажа!
Тот, кто не испачкал пальцы в краске,
не создаст приличного пейзажа.
Не спешите рвать земные связи,
если даже связи вас порочат.
Неизбежно топает по грязи
тот, кто лужи обходить не хочет.
Не бывает улицы без лужиц,
ну а жизни ― без интриг и козней.
Это знает каждый петербуржец,
петербуржец ранний или поздний.
Мы идем по улице старинной,
глина на ботинки налипает…
Не бывает эта грязь стерильной,
ну и хорошо, что не бывает.
***
В том окошке гаснет свет
А в этом зажигается
Где-то сходит жизнь на нет
Где-то начинается
Где-то пролито вино
Где-то выпито
А соседнее окно
Мною в детстве выбито
Петербургские дворы
Гулкие бездомные
Скажем попросту миры
Нами населенные
Скоро все у нас с тобой
В жизни переменится
Скоро станет все мукой
Если перемелется
На все нам дать ответ
Кто-то собирается
Вон в том окошке гаснет свет
В этом зажигается
Погружаются в туман
Древние бессонные
Петербургские дома
Нами населенные
***
Совершенно неизвестно,
что-то завтра с нами будет…
Ведь об этом, очевидно,
знает только жизнь сама.
Под Луной ничто не вечно,
но стареют в мире люди
чуть быстрее, чем деревья,
и быстрее, чем дома.
Вновь по питерским проспектам
время мчится быстротечно.
Скачут бешено минуты,
посходившие с ума.
Но стоят на месте прочно
(так и кажется, что вечно),
охраняя чьи-то тайны,
петербургские дома.
Петербургский дом обычный…
Петербургский дом печальный…
Петербургский дом старинный…
Век назад в домах таких
веселясь, плясало пламя
за решеткою каминной
и отбрасывало блики
на лепные потолки.
Все давно уснули в доме,
а ему никак не спится.
О минувшем вспоминает
петербургский старый дом.
И душа болит у дома.
В нем оставили частицу
от своей души, наверно,
те, кто жил когда-то в нем.
Перекрашены фасады,
переклеены обои.
Все прошло уже и больше
не случится ничего.
Только каменное сердце
вдруг сжимается от боли.
Это плачет дом о людях,
уходящих из него.
