***
Так уезжай. Ведь прожит этот дом.
Он был границей, краем, рубиконом.
Велосипед с соседнего балкона
Упёрся в небо шиной, точно лбом.
Плащ, пахнущий стиральным порошком,
На вешалке похож на человека –
Весёлого тебя начала века.
И сжалось время, как перед прыжком.
Сквозь глупую механику его,
Треск шестерёнок, долгую работу
Послышится болезненная нота,
Как с этим местом кровное родство.
Всё кажется, здесь остаётся кто-то,
Похожий на тебя на детских фото.
***
Граница лета сумрачна, бледна –
Гуашью нарисованная тень.
Желая убаюкать, как детей,
Огромный длинный день склонился к нам,
И солнце уронил из рукава,
Которое испачкано в песке,
Как яблоко. Мы спим, рука в руке,
Под яблоней. Сквозь нас растёт трава.
Дом
Дети детей и дети детей детей
Тех, кто построил дом, соберут в саду
Вишни. Варенье побулькивает в чаду
Кухонном. Ягоды с сахаром, без костей.
Дети детей и дети детей детей
Тех, кто играл в саду, много лет и зим
Варятся в солнечном соке, сливаясь с ним.
Заросли сада прочнее любых сетей.
***
Мельницей быть на полынном лугу,
Чтобы лишь ветер да скрип разговора,
Чтобы из дикого сорного вздора
Эту проклятую злую муку
Без передышки молоть и молоть,
Сыпать в амбары да складывать были –
Были о тех, что отважно делили
Счастья насущного горький ломоть.
Он пропитался отравами трав,
Если черствеет, становится камнем.
Горечь его не иссякнет, пока мне
Лопасти не обломают ветра.
***
Мне изменяет память, но позволь,
Я вспомню всё. Сезанна звали Поль.
Картина оплывала летним зноем.
И лет моих число легко пока
Носить, как ключ в кармане рюкзака,
Не зная совершенно точно, кто я.
Но память копошится, словно жук.
Удушливой подушке всё твержу
Событий даты. Что мне делать с ними?
Любые числа обращаю в ноль,
И вспомнив, что Сезанна звали Поль,
Мне, наконец, своё бы вспомнить имя.
Любовь
Может быть, знаешь, а может, давно забыл –
Связь соприродна всем прочим связям на свете.
Если одна из них, будто детский секретик,
В парке закопана, там, где растут дубы,
То под корой, под узором её резьбы,
Тихо пульсирует что-то глубже эмоций,
Тонким протяжным союзом «и» остаётся,
Даже когда «А» и «Б» упадут с трубы.
***
Давно не смотришь в зеркало – и вот –
Ты – воробей, вертлявый, тонконогий.
Щекочут серый маленький живот
Трава и пыль с обочины дороги.
Когда не смотришь в зеркало, живёшь,
Не замечая собственного роста,
Старения и смерти. Ты похож
На запылённый подорожник. Просто
Живёшь, чем незаметней, тем полней,
И жизнь, пока не думаешь о ней,
Становится самой собой,
Строга, как барабанный бой.
***
Снежной Фонтанки пуховый платок
Вставлен в оконные рамы, как в пяльца.
Бабушка крестит крутой кипяток
Мелким и быстрым движением пальцев.
Чашки огромной надтреснуто дно –
Пережила остальные в сервизе,
Чтобы с хозяйкой своей заодно
В окна глядеть, как в немой телевизор.
Дом (зарисовка)
На штукатурке трещин паутинка,
И два окна у самого угла.
С пространства, как с виниловой пластинки,
Здесь соскочила времени игла.
Из окон виден мост. На нём грифоны.
Хотелось в детстве не проспать тот час,
Когда они слетают с постаментов.
В квартире дед в чинёных изолентой
Очках твердит «Давай, сыграй мне джаз»,
Подмигивая хитро граммофону.
А бабушка на кухне ставит тесто,
И звякает посуда невпопад.
Чуть слышно где-то духовой оркестр
Наигрывает «Слушай, Ленинград…».
Он слушает. Нет времени. Есть место.
***
Длится странная жизнь непрерывной попыткой
Оказаться не здесь.
Ты бежишь, как клубок. Кто-то тянет за нитку.
Размотаешься весь,
Изменяя маршрут на ухабах событий
И теряя объём.
Так клубок постепенно становится нитью,
Находившейся в нём.
Так себя разворачиваешь до основы.
По сигналу «отбой»
Ты – бегущее вдаль голосящее слово –
Снова станешь собой.
