***
Остались стихи. И они говорят,
Что было: любил, и любили, и ждали.
Но я предпочел бы живые детали
Созвучьям, выстраивающимся в ряд,
Но я предпочел бы любить — не слагать
Стихи о любви и тобой, а не словом
Владеть. Мне останется только тетрадь,
Исписанная, пузырек с корвалолом
Да горестное неуменье терять…
На самом же деле останется тот
Смысл, неуловимый и нужный едва ли,
Который покоя душе не дает,
Который, совпав, мы с тобой угадали…
Забыли… но все же он где-то живет.
Затем и бессмертна любовь — посмотри -
Что там — в безуханных она, полумертвых
Цветах, в сердцевине надежды, внутри
Несбывшихся грез, в небесах распростертых,
Вне времени, вне отвердевших корой
Пространства пределов. И, значит, не нами
Хранима, а все-таки ими, свой строй
Удерживающими чудом стихами.
Из цикла «Саул»
Оглянись, оглянись, Суламита,
Оглянись, оглянись, — и мы посмотрим на тебя…
(Песн. 7, 1).
Кипарис над самым обрывом завис,
Хорошо зимою и воздух свеж.
Из-за тёмных туй, как из-за кулис
Показалось море с огнями меж
Двух границ, одна из которых там,
в гладко эмалированной пустоте,
А другая — здесь… По морям, по волнам,
По следам твоим — я не знаю, где…
Где тебя искать, у кого спросить?
Брызги бисером мечет море на волнолом.
Нанизать бы все свои дни на нить:
Тут — любил, тут мы были с тобой вдвоём,
Тут мохнатую веточку оторвал —
Долго мял пахучих иголок прядь,
Отводил глаза, ничего не ждал,
Тут — напрасно пытался тебя обнять.
Дидона Энею
Что славе грядущей упрямого Рима,
Нас с капитолийских твердынь
Оглядывающей, что все же любима
Тобою была я?! — Отринь!
Раскинь этот парус предательский, плечи
Расправь, недвижим, нелюдим!
Душе, как и воина телу, увечий
Хватает — ну, больше одним.
Не те ли признанья, что вымолить ночи
Той, помнишь, моей, удалось,
Не сердца ль удары (казалось, короче
Не будет), идущие сквозь
Весь мрак ожиданья, надежды, неверья,
Смущения — вот же, он твой!..
А ныне лишь птицы, роняющей перья,
Тень, облако над головой.
Куда ты?! — Вина, словно чайка в слепящем,
Пылающем золотом струн,
Кипящем просторе. Ты был настоящим,
Мой верный, мой праведный лгун.
Из цикла «Сны о яблочном городе»
В «Метрополитен» мне смотреть Ван Эйка
Пара глаз мешала, волос оправа,
Пара стройных ног и слепая змейка
Ремешка, болтающегося справа,
В двух шагах — и дальше, опережая,
Отставая, шел по притихшим залам;
Даже в лифте с первого этажа я
Поднимался рядом к Голландцам малым,
К беспробудной дымке Коро, Эрота
Плутоватой улыбке — белее мела,
И подружка Дельфтца вполоборота
Понимающе на меня глядела.
Вот и все! Подсолнухов увяданье,
На века растянутое Ван Гогом,
Озаренье кисти, восторг ваянья —
Вам о главном печься, а не о многом…
Только главное-то — оно, как эти
Растворенные в брызгах фонтана стразы
Солнца. Так ведь и не заметит,
И уже не будет другого раза.
В музее
Научиться не жаловаться, не ждать
Помощи ни от кого.
Потому что своя у каждого мать,
Свой отец – и спасать его
В одиночку придется, искать врачей,
Утешать с улыбкой кривой.
Ну а смертный ужас вообще ничей –
Только твой, мой друг, только твой.
Приглядись: все мраморные уста
Римских статуй твердят о том.
Наша жизнь одинока, судьба проста:
Сына пестуешь, строишь дом,
А потом уходишь… И смотрят вслед
Тебе бельма их мертвых глаз.
Я и сам не знаю, зачем билет
Покупал сюда столько раз.
***
В тоске моей плоти, в печали сердца,
В темноте и во мраке, во вздохах и плаче
Вперед пойду я.
Из эпоса «О все видавшем»
«В тоске моей плоти… во вздохах и плаче…»
Минуло уж пятьдесят столетий,
Но тем же, все тем же — и не иначе —
Путем идем мы, и стоны эти
Должны, казалось бы, как таблицы
В библиотеке Ашшурбанипала,
Стать глиняным крошевом, превратиться
В сухую пыль, чтобы их не стало.
Но даже клинопись, лапок птичьих
Следы хранящая, уцелела,
И ты, надежда во всех обличьях,
И ты, страдание без предела,
И ты, забывчивость, без которой,
Кто мог еще бы держаться веры,
Поскольку, вспомни: за нами горы
Костей, покруче, чем Кордильеры.
В слезах и вздохах — как слышать странно,
В тоске и страхе несчастной плоти,
Кто мы, застигнутые нежданно
Мгновеньем жизни в его полете?
***
Там, в памяти моей еще живут миры,
Еще горят огни, которых нет давно,
И голоса звучат дворовой детворы,
И ленты мельтешат советского кино.
Но только ли они? — А как же смутный гул
Всех канувших веков, всех сочиненных строк!
Я Канту подвигал тяжелый старый стул,
И с Гамлетом в толпе я не был одинок.
Сквозь тьму пустынных вод, загубленных времен
Той памяти живой еще плывет ковчег.
К неведомой земле он тайно устремлен,
Где все, что есть во мне, останется навек.
***
Постарела, с боков облысела — беда! —
Наша Белочка, славный зверек.
Люди — в рай, а крольчихи уходят куда?
Их на что Всемогущий обрек?
Или, может быть, все остается как есть
В жарком перетекании форм
И обличий, которых, наверно, не счесть?
Все когда-то пойдем на прокорм.
Мирозданье себя пожирает во мгле,
Продырявленной звездами сплошь.
Мы недолго пробудем на этой Земле,
Мой дружок длинноухий. Ну что ж!
Только вспышка сознания, только порой
Блики тел обступающих, лиц…
Нас и нет ведь на самом-то деле — лишь рой,
Сгусток элементарных частиц.
***
Это лучшие дни в году:
Август движется под уклон.
Выйду вечером – не найду,
Где кончается небосклон.
Все в закатном живом огне,
Разметавшемся широко.
И так дышится нынче мне,
Так работается легко!
Я, конечно, не знаю, как –
Как, когда, почему и где
Провалюсь в непроглядный мрак,
К ледяной полечу звезде,
И начавшийся этот путь
Не закончится никогда.
Подожди же, со мной побудь!
Небо… воздух… земля… вода…
***
Почему перед смертью велел Сократу
Мусагет (не смеха же, право, ради)
Сочинять стихи? Этой жизни страту
Покидая, не стану марать тетради.
Лучше просто на ласточек в небе синем,
На цветы смотреть чабреца, аира.
Все равно мы с места уже не сдвинем,
Не изменим словом глухого мира.
Остаются бабочки и стрекозы,
Остается дышащий полог сада.
Никаких стихов, а тем паче прозы
Перед смертью бедной душе не надо.
Мы пришли ниоткуда, уйдем туда же,
Ослепленные на мгновенье светом,
Не заметив даже своей пропажи, —
Ну и стоит ли горевать об этом?
***
Как славно, что А.С. не ведал интернета
И, в болдинском плену освоивши фейсбук,
Скучая, на свои посты не ждал ответа,
Не заводил себе аккаунт miliy_drug!
Не сбросит Вульф ему нежданно сплетню в чате,
И фотку не пришлет в WhatsApp‑е Натали.
Приходится бродить с собакой на закате,
Да сочинять стихи о смерти, о любви.
А нам теперь – увы – тот недоступен гулкий
Простор, когда один в прозрачной тишине
Ты только мысль берешь попутчицей в прогулки
И говоришь с самим собою, как во сне.
