Александр Курапцев. «Перевернутые»

***

пере­вёр­ну­тые жите­ли
непо­нят­ны и чуд­ны
гово­ри­ли нам из пите­ра
с обо­рот­ной сто­ро­ны
гово­ри­ли по-нена­ше­му
пели буд­то в ста­ри­ну
и водой сту­дё­ной каш­ляя
всё смот­ре­ли в глу­би­ну
там под реч­кою под чёр­ною
под вла­ды­чи­цей невой
стро­ит зам­ки золо­чё­ные
люд утоп­ший нежи­вой
всю­ду кон­ные и пешие
и холоп и гос­по­дин
тянут руки заду­бев­шие
и зовут из-подо льдин
доста­вай конь­ки да саноч­ки
кре­пок лёд над голо­вой
при­хо­ди играть в руса­лоч­ки
с упо­и­тель­ной невой
петь научишь­ся по-здеш­не­му
и загля­ды­вать сквозь лёд
всё что было неутеш­но­го
за водою уне­сёт
мы при­дём с тобой уви­деть­ся
к реч­ке про­кля­той и тут
пере­вёр­ну­тые питер­цы
нас самих пере­вер­нут

***   

в окне куко­жит­ся все­лен­ная
по ней бежит мужик в тру­сах
кру­гом дро­жит обык­но­вен­ная
непро­из­воль­ная жиза
капель сту­чит по под­окон­ни­ку
и ветер пах­нет невес­ной
а под окном сто­ят покой­ни­ки
и духом веда­ют и сном
и мы с ехид­ны­ми усмеш­ка­ми
гля­дим на них во все гла­за
и зани­ма­ем­ся про­беж­ка­ми
от смер­ти к смер­ти и назад 

***

мы гуля­ли этим летом
где-то вме­сте с табу­ре­том
я читал сти­хи как бог
он кру­жил­ся воз­ле ног
то пой­ма­ет чай­ку съест
то соба­ку с кош­кой
на него нога­ми влез
и спля­сал немнож­ко
на дво­их у нас шесть ног
и боль­шие уши
я читал сти­хи как бог
он скри­пел и слу­шал 

***

хвой­ная похъ­ё­ла кале­вал
стер­ви-ляр­ви мура­ва-тра­ва
дух лес­ной лоси­ные рога
ягод­ный отвар гриб­ной угар
камень камень ты кому сто­ишь
ты зачем под­нять себя велишь
и на камень свер­ху поло­жить
буд­то после смо­жешь ты ожить
ночью встре­тишь бел­ку и лесу
ночью хвой­но ягод­но в лесу
по ночам на камен­ной горе
бро­дит в шку­ре зве­ря чело­век
он вол­шеб­ный инстру­мент берёт
пес­ни по-зве­ри­но­му поёт
и от этих песен там и тут
ёлки выше обла­ка рас­тут
реки пол­но­вод­ные текут
кам­ни речи муд­рые рекут
мёрт­вый финн сме­ёт­ся остя­ку
лёжа под ска­лою на боку

***

Где док­тор лечит док­то­ри­цу
с пуши­стой мар­лей на лице,
при­хо­дят мёрт­вые в боль­ни­цу
и про­сят выпи­сать рецепт.
Скребутся в две­ри каби­не­та,
бра­нясь, тол­ка­ясь и рыча,
кадав­ры, зом­би и ске­ле­ты
кри­чат: подай­те нам вра­ча!
Но док­тор занят, док­тор занят,
он выпил весь налич­ный спирт
и смот­рит доб­ры­ми гла­за­ми,
и с док­то­ри­цей вме­сте спит.
Им снит­ся вовсе не боль­ни­ца,
не сани­та­ры на крыль­це –
душа, сво­бод­ная, как пти­ца,
плю­ёт­ся вита­ми­ном Це.
И все чудо­вищ­но здо­ро­вы,
и все бес­смерт­ны, как один,
и пух­нут доно­ры от кро­ви,
и дох­нут виру­сы в гру­ди.  

***  

двое целу­ют­ся у дорож­но­го зна­ка
у них буд­то одна на дво­их голо­ва
а я выгу­ли­ваю неви­ди­мую соба­ку
гово­рю ей ниче­го не зна­ча­щие сло­ва
она юлит сво­им мут­ным тума­ни­стым телом
и лижет булыж­ни­ки мосто­вой
а я погля­ды­ваю на целу­ю­щих­ся меж­ду делом
и улы­ба­юсь им как живой
трол­лей­бу­сы кор­чат­ся в про­во­дов пау­тине
сире­ны при­зыв­но ква­ка­ют и виз­жат
на чет­ве­рень­ках пол­зут и пол­зут маши­ны
трам­ваи на цыпоч­ках дре­без­жат
с плес­ком выны­ри­ва­ют под­зем­ные пере­хо­ды
про­де­лы­вая дыры то тут то там
из кото­рых соба­ки с хозя­е­ва­ми неиз­вест­ной поро­ды
выхо­дят про­гу­ли­вать­ся по люби­мым местам  

***

Скажи мне, кто твой кот,
и я ска­жу — кто ты,
ска­жу тебе на ты,
куда ты и отку­да.
Вдоль мосто­вой плы­вут
таб­лич­ки и кре­сты,
импер­ские пон­ты
и вся­че­ские чуда.

Скользит про­мозг­лый день
неча­ян­ных чудес,
трол­лей­бус едет в лес,
кача­ет­ся над без­дной,
и ангел золо­той
сры­ва­ет­ся с небес,
в Неву ухо­дит весь,
ста­но­вит­ся желез­ным.

Под сон­ною водой,
дро­жат его кры­ла,
вода белым-бела
течёт из неба в море.
И кажет­ся ему -
зво­нят коло­ко­ла,
и что вой­на при­шла,
и он сто­ит в собо­ре

велик и дре­во­лик,
как в руби­ще свя­той,
он сте­ре­жёт пре­стол
с гро­ба­ми и гро­ма­ми,
и город навод­нён
небес­ной кра­со­той,
пред­смерт­ной пусто­той,
сол­да­та­ми и сна­ми.

И день его и тень
уйдут под нев­ский лёд,
под­зем­ный пере­ход
прой­дя до сере­ди­ны…
На цыпоч­ки вста­ёт
твой заокон­ный кот
и с высо­ты высот
всё смот­рит в наши спи­ны.

***

Звонит мобиль­ный теле­фон – Пифон, гри­фон, айфон,
и чело­век берёт тру­бу, и тащит на пле­че,
как раб из лам­пы, из тру­бы гля­дит на город он,
а город чах­нет под дождём, рези­но­вый, как червь.

На кой сда­лась тебе тру­ба, ста­ра­тель­ный мужик?
Зачем при­е­хал ты сюда, узбек, хохол, бурят?
Здесь оло­вян­ная вода взды­ха­ет и дро­жит,
и дож­де­вые мерт­ве­цы о веч­ном гово­рят.

То веет сыро­стью и мхом, то пле­се­нью с болот,
жур­чат чужие голо­са и пада­ют в канал,
ты думал: дождь не навсе­гда – и зонт тебя спа­сёт
от влаж­ных слов, под­вод­ных снов и мед­но­го коня.

Немеют руки, сты­нет кровь, сти­ра­ет­ся лицо,
здесь бог один – Туман, но ты – молись род­ным богам,
всё выле­тит в твою тру­бу, как дым в кон­це кон­цов…
Послушай толь­ко, как Нева хохо­чет в бере­га.

***

где боло­та сте­ка­ют­ся в моря раз­ли­ван­ные
где макар не макал и мазай не тусил
све­тят­ся лав­ри­ки обе­то­ван­ные
яко на зем­ли тако на небе­си
туда не дое­хать на тач­ке и в брич­ке
вер­то­лё­том не доле­теть ника­ким
туда при­во­дят непри­е­хав­шие элек­трич­ки
меч­ты и оди­чав­шие бор­ще­ви­ки
там заспир­то­ван­ные стро­и­те­ли
лепят теп­луш­ки из мар­ме­ла­да
одной рукой подать до пите­ра
дру­гой рукой — до ленин­гра­да
там лав­ры и мав­ры вели­ко­леп­ные
гудят ста­ди­о­ны спор­тив­ным пон­там
и ловят гол­ки­пе­ры мяки­ши хлеб­ные
мы все после смер­ти ока­жем­ся там

***

ули­ца покры­та льдом
я иду по ней с тру­дом
кни­го­чей и риф­мо­плёт
ухо­жу по ней под лёд
там такие брат дела
там зима дав­но про­шла
там пше­ни­ца коло­сит­ся
там под­лёд­ная москва
буд­то быв­шая сто­ли­ца
не нова ника­ко­ва
и шеве­лит­ся едва
а ввер­ху а надо льдом
весь бле­стя­щий образ­цо­вый
питим­бург сто­ит как новый
ухмы­ля­ет­ся мостом
осе­ня­ет­ся кре­стом
дож­дик моро­сит при­ят­ный
и сне­жок летит опрят­ный
а вни­зу же как сычи
наблю­да­ют моск­ви­чи
как ввер­ху питер­бу­ря­ты
упле­та­ют кала­чи