
Сергей Носов. “Милонов и Грамматин”
Михаил Васильевич Милонов
спит и вздыхает во сне с тоскою
Михаил Васильевич Милонов
спит и вздыхает во сне с тоскою
Время вытравит юность из тела.
Жизнь моя, что была глубока,
непонятно, когда обмелела.
Ради слова Григорьев не жалел никого, и себя в том числе. Разве это не выдает в человеке поэта?
Заглавный смысл земного бытия,
Единственная верная дорога,
Где нет ни обольщенья, ни вранья.
В арсенале Земских все средства и свободы верлибра, и отсутствие рифм и знаков не самые главные.
Золотятся берега склон, трава,
Корни сосен, сырой песок.
Упало и небо и время
и рюмки цветов и вода вдоль дороги
и сердце и руки – устали.
Вечерний свет – он мягкий самый,
не злит, не будит, не зовет,
не провожает на экзамен…
Да, я слышал… ахимса… непричинение боли никому из живущих…
Меня доставил жизни лифт
Сюда, где, летними трудами
Умаянный, лежит залив…
Благодаря глобализации грани между петербургской и прочими поэзиями стали стираться
Нашими настоящими читателями были «шестидесятники». Их можно перечислить по пальцам одной руки…
Михаил Васильевич Милонов
спит и вздыхает во сне с тоскою
Время вытравит юность из тела.
Жизнь моя, что была глубока,
непонятно, когда обмелела.
Ради слова Григорьев не жалел никого, и себя в том числе. Разве это не выдает в человеке поэта?
Заглавный смысл земного бытия,
Единственная верная дорога,
Где нет ни обольщенья, ни вранья.
В арсенале Земских все средства и свободы верлибра, и отсутствие рифм и знаков не самые главные.
Золотятся берега склон, трава,
Корни сосен, сырой песок.
Упало и небо и время
и рюмки цветов и вода вдоль дороги
и сердце и руки – устали.
Вечерний свет – он мягкий самый,
не злит, не будит, не зовет,
не провожает на экзамен…
Да, я слышал… ахимса… непричинение боли никому из живущих…
Меня доставил жизни лифт
Сюда, где, летними трудами
Умаянный, лежит залив…
Благодаря глобализации грани между петербургской и прочими поэзиями стали стираться
Нашими настоящими читателями были «шестидесятники». Их можно перечислить по пальцам одной руки…