
Валерий Земских. “Всё всерьёз”
А он смотрел на тучи
Ведь всё всерьёз
Они должны вернуться
И клеил из бумаги
Фонарики
И жёг их по ночам

А он смотрел на тучи
Ведь всё всерьёз
Они должны вернуться
И клеил из бумаги
Фонарики
И жёг их по ночам

Рентгенолог Аркадий родился на сломе империи,
И, взращённый цинизмом телевизионных кадил,
Он не верил в добро, и в другие смешные материи,
А, тем паче, рентгеновский снимок их не находил.

А просто твид изжит как вид,
Изжелта-клетчат —
Зима хронический ковид
Прилежно лечит.

О, неподкупный альпинист,
припорошенный жестким снегом,
позерства без не раз на риск
ты шел, блистательно-бессмертный.

За немеряным километром
В придорожном несвежем рву
Мертвых бабочек сносит ветром,
Выворачивает траву.

Я сердце скормлю голубям
И стану деталью пейзажа

А впрочем — был бы свет в моем гнезде:
Он за окном рассеивает мрак
Недалеко, но виден издалёка…

выходит тьма из дыр земных
из пор ночных выходит пар

Чем осень ближе, тем больнее Блок,
в черешневых чернилах – nota bene.

Под купольным небом, сквозь свечек сияющий лес,
Идти в гости к Богу, живущему в каждой иконе.

Мы решили с горки учить Орлёнка,
Что и он способен летать как птица.

…И будет снег. И будет — тишина.
И больше ничего не будет, кроме
принятия, что жизнь завершена.

И настает печальный час. И по проспекту городскому, себя доверив гороскопу,
уходят женщины от нас

Михаил Васильевич Милонов
спит и вздыхает во сне с тоскою

Время вытравит юность из тела.
Жизнь моя, что была глубока,
непонятно, когда обмелела.

Заглавный смысл земного бытия,
Единственная верная дорога,
Где нет ни обольщенья, ни вранья.

Золотятся берега склон, трава,
Корни сосен, сырой песок.

Упало и небо и время
и рюмки цветов и вода вдоль дороги
и сердце и руки – устали.

Вечерний свет – он мягкий самый,
не злит, не будит, не зовет,
не провожает на экзамен…

Да, я слышал… ахимса… непричинение боли никому из живущих…

Меня доставил жизни лифт
Сюда, где, летними трудами
Умаянный, лежит залив…

Он живёт — немногословен, нелюдим,
И стихов не произносит никому

Жить возле храма, дружок,
Это не возле вокзала.
Вижу цветочный горшок,
Ласковый свет вполнакала

Их с рожденья пугают: мол, будете плохо учиться – не замёрзнете и не сумеете в небе кружиться

То часа пересечься не найти,
то день вдруг — нате-ка!
И мы пошли в музей смотреть на птиц —
гравюры, батики.

Я приглашу тебя. И ты войдешь.
И будет литься дождь. А нам уютно
вдвоем сидеть на просветленной кухне…

Любое зданье на закате дня
Становится архитектурным чудом.

Скажи спасибо, злой мальчишка,
каникулярным долгим дням

Так липу пчела облетает,
Так плющ водосток оплетает,
Так берег пловец обретает.

Уснуть – это значит доверье к судьбе
Почувствовать, вдруг на нее положиться…

А он смотрел на тучи
Ведь всё всерьёз
Они должны вернуться
И клеил из бумаги
Фонарики
И жёг их по ночам

Рентгенолог Аркадий родился на сломе империи,
И, взращённый цинизмом телевизионных кадил,
Он не верил в добро, и в другие смешные материи,
А, тем паче, рентгеновский снимок их не находил.

А просто твид изжит как вид,
Изжелта-клетчат —
Зима хронический ковид
Прилежно лечит.

О, неподкупный альпинист,
припорошенный жестким снегом,
позерства без не раз на риск
ты шел, блистательно-бессмертный.

За немеряным километром
В придорожном несвежем рву
Мертвых бабочек сносит ветром,
Выворачивает траву.

Я сердце скормлю голубям
И стану деталью пейзажа

А впрочем — был бы свет в моем гнезде:
Он за окном рассеивает мрак
Недалеко, но виден издалёка…

выходит тьма из дыр земных
из пор ночных выходит пар

Чем осень ближе, тем больнее Блок,
в черешневых чернилах – nota bene.

Под купольным небом, сквозь свечек сияющий лес,
Идти в гости к Богу, живущему в каждой иконе.

Мы решили с горки учить Орлёнка,
Что и он способен летать как птица.

…И будет снег. И будет — тишина.
И больше ничего не будет, кроме
принятия, что жизнь завершена.

И настает печальный час. И по проспекту городскому, себя доверив гороскопу,
уходят женщины от нас

Михаил Васильевич Милонов
спит и вздыхает во сне с тоскою

Время вытравит юность из тела.
Жизнь моя, что была глубока,
непонятно, когда обмелела.

Заглавный смысл земного бытия,
Единственная верная дорога,
Где нет ни обольщенья, ни вранья.

Золотятся берега склон, трава,
Корни сосен, сырой песок.

Упало и небо и время
и рюмки цветов и вода вдоль дороги
и сердце и руки – устали.

Вечерний свет – он мягкий самый,
не злит, не будит, не зовет,
не провожает на экзамен…

Да, я слышал… ахимса… непричинение боли никому из живущих…

Меня доставил жизни лифт
Сюда, где, летними трудами
Умаянный, лежит залив…

Он живёт — немногословен, нелюдим,
И стихов не произносит никому

Жить возле храма, дружок,
Это не возле вокзала.
Вижу цветочный горшок,
Ласковый свет вполнакала

Их с рожденья пугают: мол, будете плохо учиться – не замёрзнете и не сумеете в небе кружиться

То часа пересечься не найти,
то день вдруг — нате-ка!
И мы пошли в музей смотреть на птиц —
гравюры, батики.

Я приглашу тебя. И ты войдешь.
И будет литься дождь. А нам уютно
вдвоем сидеть на просветленной кухне…

Любое зданье на закате дня
Становится архитектурным чудом.

Скажи спасибо, злой мальчишка,
каникулярным долгим дням

Так липу пчела облетает,
Так плющ водосток оплетает,
Так берег пловец обретает.

Уснуть – это значит доверье к судьбе
Почувствовать, вдруг на нее положиться…