Два имени тому… и снова
На круги, то есть вспять и влет…
Санкт-Петер-бург — трехчастно слово…
В три рукава Нева течет,
И плавно омывают воды
Три острова, как три чела…
И эта магия природы,
Пространства, самого числа…
Звезда Алголь колотится в висок,
и хочется уснуть, и будто наяву
спасается святой, поняв, что остров —
спина чудовища. Чудовище проснулось,
Восходит Сириус! Волна! Водоворот!
— …нет, это ты — заснул.
Оставить ремесло и мастерство,
уйти в метафизическую чащу.
Медвяное молчание всего
прольётся сквозь паучье сито в чашу,
уставшую таскаться на плечах
и потчевать со скуки приходящих
то горечью, то уксусом в речах —
неискренних речах, ненастоящих.
И вновь он, далёкий, предстал предо мной,
Нетающий этот мираж над водой.
Мой город, мой голод, где реял весь год
Свалявшийся пух тополиных дремот,
Июльская ночь загляделась в канал,
Пчелиными сотами тесный квартал –
Тот вечности берег, тот почвы клочок,
Незримого глаза бессонный зрачок.
…по-детски ужасаясь миру
и не по-детски матерясь,
поэт по грязи тащит лиру,
как будто вспахивает грязь.
кругом машины, люди, лужи.
и только грязь – на всех одна.
поэт здесь, в общем-то, не нужен,
и лира, в целом, не нужна.
По ямбовым дорожкам
Проторенным путем
Пройдем еще немножко.
Пройдем!
Под стройный ритм шагая,
Оттачиваем шаг –
До Юлия, до Гая
Никак.
Ветер пинает молочный пакет:
надо закрыть балкон.
Что-то тревожное в молоке.
Что-то не так с молоком.
Я посмотрел на него со всех
Светлых и тёмных сторон…
ты дед пихто
ты помощь неотложная
тринадцать тысяч выезд сложная
хвала тебе, нерукотворная посуда
до страшного суда
вы туда а мы оттуда
в самое вот самое сюда
остывая вбирает вдыхает
прозрачными жабрами
сладкую тленную сырость
и время текущее мимо
я не рассказывал тебе
о самом главном
…о ядовитой зебре на панели
о синих птицах
вышедших на площадь
о невозможном чувстве языка
приснившемся
проснувшемуся в Альпах
Все протяженье брошенной столицы
вмещается в единый перелёт
чирка болотного. Но страшно сельской птице
на празднике огня и света появиться,
и воздух нежилой над городом течёт.
Чтобы не переутрудить
В работе мозг и ягодицы,
Я вышел в город побродить,
Развеяться и прохладиться.
Дождливо было и свежо.
Вдруг на одной из тихих улиц
Ко мне подъехало «пежо»…
Два имени тому… и снова
На круги, то есть вспять и влет…
Санкт-Петер-бург — трехчастно слово…
В три рукава Нева течет,
И плавно омывают воды
Три острова, как три чела…
И эта магия природы,
Пространства, самого числа…
Звезда Алголь колотится в висок,
и хочется уснуть, и будто наяву
спасается святой, поняв, что остров —
спина чудовища. Чудовище проснулось,
Восходит Сириус! Волна! Водоворот!
— …нет, это ты — заснул.
Оставить ремесло и мастерство,
уйти в метафизическую чащу.
Медвяное молчание всего
прольётся сквозь паучье сито в чашу,
уставшую таскаться на плечах
и потчевать со скуки приходящих
то горечью, то уксусом в речах —
неискренних речах, ненастоящих.
И вновь он, далёкий, предстал предо мной,
Нетающий этот мираж над водой.
Мой город, мой голод, где реял весь год
Свалявшийся пух тополиных дремот,
Июльская ночь загляделась в канал,
Пчелиными сотами тесный квартал –
Тот вечности берег, тот почвы клочок,
Незримого глаза бессонный зрачок.
…по-детски ужасаясь миру
и не по-детски матерясь,
поэт по грязи тащит лиру,
как будто вспахивает грязь.
кругом машины, люди, лужи.
и только грязь – на всех одна.
поэт здесь, в общем-то, не нужен,
и лира, в целом, не нужна.
По ямбовым дорожкам
Проторенным путем
Пройдем еще немножко.
Пройдем!
Под стройный ритм шагая,
Оттачиваем шаг –
До Юлия, до Гая
Никак.
Ветер пинает молочный пакет:
надо закрыть балкон.
Что-то тревожное в молоке.
Что-то не так с молоком.
Я посмотрел на него со всех
Светлых и тёмных сторон…
ты дед пихто
ты помощь неотложная
тринадцать тысяч выезд сложная
хвала тебе, нерукотворная посуда
до страшного суда
вы туда а мы оттуда
в самое вот самое сюда
остывая вбирает вдыхает
прозрачными жабрами
сладкую тленную сырость
и время текущее мимо
я не рассказывал тебе
о самом главном
…о ядовитой зебре на панели
о синих птицах
вышедших на площадь
о невозможном чувстве языка
приснившемся
проснувшемуся в Альпах
Все протяженье брошенной столицы
вмещается в единый перелёт
чирка болотного. Но страшно сельской птице
на празднике огня и света появиться,
и воздух нежилой над городом течёт.
Чтобы не переутрудить
В работе мозг и ягодицы,
Я вышел в город побродить,
Развеяться и прохладиться.
Дождливо было и свежо.
Вдруг на одной из тихих улиц
Ко мне подъехало «пежо»…
