ОТКАЗ ОТ РОМАНА
Бахыту Кенжееву, другу-поэту, романтику и романисту
Я никогда не напишу роман.
Наверно, будь я трижды графоман,
меня б на это дело не хватило.
Рассказ могу, но тоже через силу,
чтоб не забыть сюжет, занятный ход.
Ну а роман как здание растёт –
сплошные коридоры и подвалы,
тьма перекрытий, лестницы, провалы,
от темы к теме хитрый переход.
Здесь время то летит, то вспять течёт,
то замирает. Так проходит год,
потом второй. А это лишь начало.
Герой взрослеет, женится, потом
супруге изменяет с секретаршей,
которая жены немного старше.
Скандалы, ссоры… Это в первый том.
Развод. Слепая ненависть детей.
Он пьёт и опускается всё ниже.
И вдруг – любовь. Полёт. Накал страстей.
Повторный брак. Медовый месяц. Мсти же
Ему, судьба. Пусть знает, что к чему.
Её ревнует он сперва к знакомым,
Потом к подругам. Ни на шаг из дома.
Не выдержав, она и впрямь ему
изменит. Это для второго тома.
И всё это не где-то в пустоте,
а в гуще исторических событий.
Они живут, допустим, в Сумгаите.
Героя моего зовут Бахытом.
Она армянка. Родственники, те,
которые с армянской стороны,
всё делают для разрушенья брака.
Развод. А тут резня. Он жив, однако,
и вот один, оставшись без жены,
переезжает в город Ленинград,
который вскоре станет Петербургом.
Путч. Город замирает от испуга.
Потом идёт постройка баррикад.
Явлинский арестовывает Пуго.
На танке Ельцин. Финиш. Смольный взят.
Какой размах, какое полотно –
простая жизнь на грандиозном фоне.
Распад Союза. Холодно. Темно.
Рост цен. Хандра. И водка по талонам.
По пьянке он бросается в окно.
Ломает ногу. Описать больницу –
грязь, нет лекарств. Про разовые шприцы
здесь и не знают, а из-за границы
нет помощи. Красотка-медсестра.
Герой влюблён, уже готов жениться
и в третий раз. Ну что ж – давно пора.
Ему под сорок. Тут бы жить да жить.
Бесплатный спирт. Но сколько же спиваться?
Жена ворует морфий. Мой Бахыт
из любопытства пробует ширяться,
потом всерьёз садится на иглу.
Жена в отъезде. Он без марафета,
его ломает. Описать и это.
А тут как раз – аптека на углу.
Ночь. Ограбленье. Бегство. Всё удачно.
Домой нельзя. К приятелю на дачу
он едет. В полуночной электричке
к нему подходят трое. Просят спички.
А спичек – нет. Разборка. Мордобой.
Разжали двери. Вышвырнули тело.
Тут встречный поезд. Фары из метели.
На рельсах погибает мой герой.
“Лишь ампулы разбитые блестели
на свежем окровавленном снегу”, –
так и закончить эту эпопею.
А всё-таки, ты знаешь, – не сумею,
Не напишу романа. Не смогу.
***
Ефиму Бершину
Это теперь «Ракеты» и «Метеоры»
мчатся по глади залива, почти взлетая.
Прежде, я помню, были другие скорости –
до Петергофа ходили речные трамваи
от Летнего сада.
Целое путешествие.
Сколько ж мы плыли тогда?
Наверное, целую вечность.
Долгим всё это кажется по прошествии
жизни такой короткой и быстротечной.
Хлопья прохладной пены, чайки в кильватере.
Как они ловко хватали мои подачки –
все эти булочки, плюшки, завёрнутые матерью.
Есть не хотелось. И вряд ли, что из-за качки.
Помнишь – Самсон, разрывающий пасть шведам?
Пётр. Ну конечно, Первый. Какой же иначе!
Нас приучили с детства к таким победам,
что до сих пор остаётся вера в удачу.
Как и тогда – в классе шестом или пятом
после полётов Гагарина и Титова…
Я бреду вдоль Невы,
любуюсь имперским державным закатом
и, ты знаешь, – счастлив.
Честное слово!
* * *
Это ветра свободный порыв
в хищной зелени Летнего сада.
Это Ладога в Финский залив
пробегает сквозь строй Ленинграда.
Перевёрнут дворцовый фасад,
на воде отпечатанный чётко,
но превыше дворцов и оград –
тёмных веток сырая решётка.
Посмотри – возле Стрелки Нева
поневоле смиряет теченье,
разбегаясь на два рукава,
разводя их почти в изумленьи.
И сквозь время, сдержавшее крик,
плещут волны, мерцая тревожно.
Это жизнь, от которой на миг
отвернуться без слёз невозможно…
* * *
До бетонной плиты доплыву и нырну,
раздвигая медуз, в злое царство рапанов.
Блики солнца скользят по волнистому дну.
Потревоженный краб убегает за камни.
Мир безмолвия.
Вспомни книжонку Кусто,
самодельную маску из старой покрышки,
дно Невы…
Интересно да только не слишком.
Впрочем, Чёрное море ведь тоже не то,
что мне грезилось в детстве. Стиральной доской
грязноватый песок опускается ниже.
Ни кораллов, ни рыб. Я боюсь по Парижу
точно так же пройтись и сказать: “Боже мой,
вот о чём я мечтал”.
***
жене
Девочка на самокате,
мальчик на велосипеде
не спеша куда-то катят,
не спеша куда-то едут
вдоль по берегу, по краю
серебристого залива,
нас почти не замечая,
медленно, неторопливо…
Впереди конец июля.
Позади макушка лета.
Прокатили, промелькнули…
Почему я вспомнил это?
И залив, и тёплый вечер,
и прогулку между сосен –
Этот мир такой беспечный.
Там ещё не скоро осень.
Там я счастлив. Не иначе.
И для грусти нет причины…
Поздно вечером на даче
задремлю – всплывёт картина,
где опять куда-то едут,
растворяются в закате
мальчик на велосипеде,
девочка на самокате…
***
Да. Всё начнётся с мелочей – в овраге высохнет ручей,
скворец в свой домик не вернётся,
заблудится среди ветвей, с тропы собьётся муравей,
пчела об улей разобьётся…
Да, всё начнётся с ерунды, на полюсах подтают льды,
слегка сместится ось земная,
до срока отцветут сады, но не завяжутся плоды –
прихлынет влага ледяная…
Да, всё начнётся с пустяков, ведь мир действительно таков
и смётан на живую нитку.
Он потому ещё живой, что выдаёт нам не впервой
закономерность за ошибку.
Немного вкривь… Немного вкось… И понеслось… И началось –
пожар, потоп, землетрясенье…
Что остаётся – только ждать, когда настанет благодать,
смакуя каждое мгновенье.
***
Тянет в небо. Тянет облаком белесым
оторваться от всего, что сердцу мило.
Неужели в самом деле это осень,
наша осень вдруг взяла и наступила?
Над водою птичий голос не смолкает.
Что за птица – то смеётся, то заплачет?
Пролетает наше лето, пролетает.
Это осень наступает, не иначе.
Ну и ладно, что считаться, суетиться?
Только вечность и останется в итоге.
Ну а с нею нам вовек не расплатиться,
если осень в самом деле на пороге.
Между тёмною и светлою водою
на рассвете все заметнее граница.
Это осень разлучает нас с тобою.
Наша осень никогда не повторится.
Тянет в небо, тянет облаком белесым
оторваться от того, что сердцу мило.
Неужели в самом деле это осень,
наша осень вдруг взяла и наступила?!
***
В снегу протоптана тропинка,
а он всё падает с небес, –
летят безумные снежинки
спелой судьбе наперерез.
И все ж – попробуй сфокусируй
хоть на одной беспечный взгляд.
Сплошные точки и пунктиры
сквозь вечность к Господу летят…
…………………………………………
Лыжня вдоль Финского залива
слегка подтаяла с утра.
…Стакан… бутылка из-под пива…
от мандаринов кожура…
крик электрички… лай собачий…
луна, глядящая в окно…
Всё в мире связано, иначе –
всё развалилось бы давно.
***
Стихи, если в них не лукавить
во имя нелепых идей, –
попытка хоть что-то поправить
в неправедной жизни своей.
Стихи – это, в принципе, чудо.
Такое не многим дано.
А кто их диктует? Откуда?
Тебе-то не все ли равно.
Ведь если ты даже посредник,
вбирающий малую часть,
то где-то же есть собеседник,
тебе не дающий пропасть.
Поэзия – это не поза,
не выход куда-то в астрал,
не сгусток рифмованной прозы,
а вовсе иной матерьял,
вбирающий всё без остатка.
Здесь музыке тесно звучать,
и мысль, изреченная кратко,
несет суесловья печать,
и цвет не имеет значенья…
А все же порою она
дарует нам новое зренье
и трогает душу до дна.
Не понят. Не признан. Не издан…
Да можно ль об этом всерьёз,
коль наши короткие жизни –
последний вступительный взнос
в игре, для которой с азартом
тасуется смысл бытия,
и только российская карта,
краплёная кровью, – твоя.
