Арсен Мирзаев. “А я остался прежним”

* * *

мор­щи­ны
на коже 90-лет­не­го
Роберта Фроста

на чемо­дане
пупы­рыш­ки вол­не­ния
холо­да
рас­те­рян­но­сти
без­на­деж­но­сти

рельеф­ное изоб­ра­же­ние
серд­це­би­е­ния

* * *

вол­ну­ет­ся
Эвксинский Понт
пере­ка­ты­ва­ют­ся
свин­цо­вые буг­ры
под его рези­но­вой кожей
как жел­ва­ки
под мои­ми ску­ла­ми.

мы живём с Понтом
по сину­со­и­де:
плюс — минус
взлёт — паде­нье
радость — горе
жизнь — смерть

ВНУТРИТВОРЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ

…и так захо­те­лось пове­сить­ся вниз голо­вой
качать­ся каса­ясь губа­ми тра­вы луго­вой
чтоб из глаз­ниц вме­сто слёз пока­ти­лись гла­за
по вол­чьей тро­пе где ногой не сту­па­ла коза
где блед­ной берё­зы сло­на не каса­лась рука
где гип­по­по­там доста­вал живо­том обла­ка
где небо лени­во лежа­ло себя обхва­тив
где пес­ни послед­них жуков дого­ра­ет мотив
где малень­кий Ёжик сидит и взи­ра­ет на «ны»
зву­ча­щие смыс­лы и взгля­ды повсю­ду вид­ны
а мы вече­ре­ем серд­ца наши вла­гой пол­ны
в себя вино­ва­то гля­дим и не слы­шим стра­ны
стран­ны эти липы и кле­ны и эта тро­па
и если ты Че — не зелё­ный, счи­тай что про­пал
про­пах пусто­той про­спир­то­ван над полем во ржи
сво­бо­ды мат­рос-желез­няк ули­чён­ный во лжи
лежи и взды­хай на тебя насту­па­ют века
вода при­бы­ва­ет вода уплы­ва­ет река
стро­кою ведо­мый веди меня Рильке-Рабле
по песне коз­ли­ной
по троп­ке
по сле­ду в золе

* * *

себе

уле­та­ет и тает уле­та­ет
тает уле­та­ет и тает
а потом опять взле­та­ет
и рас­цве­та­ет

ВРЕМЯ ДО-ЖИТЬ

через год
мама
будет стар­ше
бабуш­ки
умер­шей в 59

через год
сест­ра
будет стар­ше
Моцарта
Рембо
и Александра Сергеевича
Пушкина

через год
я
буду стар­ше
Иисуса Христа…

дожить бы
до зав­тра

Лето 1992

* * *

мы в смерть врас­та­ем посте­пен­но

ты это жиз­нью назы­ва­ла…

* * *

корот­кое ост­ро­уголь­ное шур­ша­ние
— это яще­ри­ца

длин­ное и округ­лое
— змея

голос свой узнаю́
толь­ко по темб­ру
мол­ча­ния

ИСХОД

лицо в ¾
на свет
в сто­ро­ну полё­та
мотыль­ка

жизнь в ¾
мотыль­ко­вая
быст­ро-лёт­ная
лёг­кость

за ней
начи­на­ет­ся
вос­хож­де­ние
со ско­ро­стью
т о г о
све­та

* * *

обго­рев­шие стра­ни­цы
ветер листа­ет
чьё-то
чер­но-белое серд­це
дымит­ся

НИЧЕГО

(роман в бук­вах)

1

нет
ниче­го
боль­ше

2

ниче­го боль­ше
нет
кро­ме тебя

3

боль­ше тебя
ниче­го
нет

4

тебя
боль­ше
нет

5

боль­ше
ниче­го

* * *

ты при­е­хал в Бологое.
«ты не Гойя. ты — дру­гое».
у тебя в Гунибе сак­ля.
у тебя под носом пак­ля.
ты небрит и неодет.
ты, навер­ное, Джавдет.
у тебя намед­ни кош­ка
съе­ла всех сво­их котят.
а щенок по клич­ке Тошка
застре­лил­ся. И висят
на ушах тво­их сосис­ки,
мно­го про­чей ерун­ды.
ты вооб­ще какой-то склиз­кий.
зря при­е­хал ты сюды.
в нашем тихом Бологом
будешь бит ты бато­гом,
рас­пи­на­ем на осине,
сечен роз­га­ми. пас­ку­да!
ухо­ди ско­рей отсю­да,
лях, тата­рин, злой чечен,
не прой­мешь ты нас ничем!
всё рав­но тебя пой­ма­ем,
отме­те­лим, запы­та­ем.
убе­гай обрат­но, враг.
кто не с нами — тот дурак.
уби­рай­ся восво­я­си,
косо­гла­зый коба­я­си,
хит­рый грек, тупой буль­баш!
ты непра­виль­ный, не наш…

ухо­ди поско­рей
не про­во­ци­руй на убий­ство
умных
чест­ных
и самое глав­ное
уди­ви­тель­но
доб­рых
людей

* * *

гла­за­ми вет­ра

посмот­рел

ты отвер­ну­лась:

— не люб­лю норд-ост…

* * *

к фото­гра­фии Елены Гуро

сидит на полу
в руках кисти

за спи­ной у неё
этюд

за спи­ной у этю­да
окно

за спи­ной у окна
МИР

сидит
на холод­ном полу
малень­кая девоч­ка
с путе­ше­ству­ю­щим взгля­дом
вели­кое дитя
неиз­вест­но­го воз­рас­та

м а т ь в с е м у

ТАКИХ!

(вари­а­ция
на тему сти­хо­тво­ре­ния Валерия Земских)

вышел во двор а там двор
подал­ся на ули­цу а там ули­ца,
лёг на тра­ву а там тра­ва
залез в ого­род а там поле

вышел во двор а там двор
подал­ся на ули­цу а там ули­ца
лёг на тра­ву а там тра­ва
забрал­ся на коло­коль­ню а там небо

вышел во двор а там двор
подал­ся на ули­цу а там ули­ца
лёг на тра­ву а там тра­ва
поло­жил себя во гроб а там —
жизнь веч­ная…

вышел в поле а там двор
пошёл на двор а там ули­ца
подал­ся на ули­цу а там тра­ва
лёг на тра­ву а там небо
забрал­ся на небо а там ого­род
а в ого­ро­де — жизнь веч­ная
по-о-ля-а‑а
дво-о-ра-а‑а
тра-а-вы-ы‑ы
у‑у-ли-и-цы‑ы
не-е-ба-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а‑а

* * *

я не рас­ска­зы­вал тебе
о самом глав­ном

…о ядо­ви­той зеб­ре на пане­ли
о синих пти­цах
вышед­ших на пло­щадь
о невоз­мож­ном чув­стве язы­ка
при­снив­шем­ся
проснув­ше­му­ся в Альпах
о том
что видел пья­ный эфи­оп
в дале­кой и неви­дан­ной
России
о том
как упо­и­тель­но гру­стят
незри­мые оваль­ные дома
в Даринии седой
непо­сти­жи­мой…

об этом невоз­мож­но
рас­ска­зать

* * *

Велимиру Хлебникову

…и ворон-Аполлон
и бабоч­ка-Психея
и Будда в пти­чьем гаме
и Бегемот в нир­ване
лягу­шек все­рос­сий­ский хор —
еди­ный смерт­ных раз­го­вор

* * *

была пого­да
снег ложил­ся
на оди­но­кие сло­ва
и почер­нев­шие ске­ле­ты
слу­чай­ных фраз
когда-то бро­шен­ных
забы­тых

я шёл вослед
уму чужо­му…

дымил­ся мрак
кри­ча­ли гал­ки
воро­ны
пла­ка­ли навзрыд

изры­тый Невский
недо­по­хме­лен­ным
казал­ся
ред­ким пти­цам
поут­ру

а я
остал­ся преж­ним
в нику­да
поход­кой веч­но­сти
иду­щим не спе­ша