Задаем вопросы о поэзии литератору Ивану Коновалову, переехавшему в Петербург из Ярославля.
Сколько лет вы живете в Петербурге? Ваше ощущение этого города?
Живу с ковидного 2020-го года, до того катался наездами. Бог весть — то ли присмотрелся уже за это время, то ли карантин заставил поблекнуть цветные перья горожан, но раньше город мне казался полным странно одетых чудаков, а теперь я видно сам — один их них.
Прямые улицы, видные насквозь, без подъёмов и спусков, вода, подымающаяся вдоль набережных почти до самых ног… когда живёшь в холмистой местности, всего этого не бывает. В Ярославль на крутом берегу Волги, улицы то и дело плавно подымаются или опускаются. Дома Питера мрачные. Плотно приставленные друг к другу кубы, одетые к грязное и сильно ношеное кружево, обыкновенно я не разделяю радости от наблюдения их лепнины. Архитектура Питера — это не дома, а город, он масштабен и должен восприниматься в масштабе. А значит не вполне соразмерен человеку.
Впрочем, и к этому однообразию и каменной мрачности можно присмотреться, и тогда начинаешь видеть резные деревянные двери, витражи, модерновых сов и шумеров, ту красоту, которая была создана уже не архитектурой, но ещё не живописью, чем-то застывшим барельефами посреди.
Петербургская поэзия — существует ли таковая, и если да, то каковы ее признаки (пусть это прозвучит и субъективно)?
Город — не здания, а люди. Все питерцы пишут стихи. Во всяком случае, почти все, кого я знаю. Петербургская школа поэзии есть. Как правило, это строгая силлабо-тоника, тяготеющая к пятистопному ямбу, рифмовке аbаb, эвфонизму, некоторой напевности, прозрачности и той ясности, в приближении к которой смысл почти исчезает, превращаясь в красивые общезначимые слова. В неудачах это невыразимо скучно. В удачах — хрустально, светло, изящно, впрочем и тогда подспудно угадывается холодок небытия, намёк на конечность жизненных сил, так в жаркий весенний день порой тянет с земли таким холодом, что ёжишься. Пожалуй, ярче всего заметно вот что: Питер любит понятные стихи и не слишком-то жалует темноту суггестии; петербуржские стихи не слишком-то верят в человеческую волю, в преобразования общества и мира — в то, во что верили до поры ленинградские прозаики, особенно — Стругацкие. Нет, стихи петербургской школы склоняют голову перед трансцендентностью, если угодно, они смиренны — и в этом ищут силы.
Как вам кажется, какие поэты символизируют петербургский стиль или наиболее к нему близки (из классиков и ныне живущих)?
Александр Вергелис, стихи которого как бы притворяются акмеистическими, но на деле мало говорят о внешнем мире, а скорее, простраивают простыми и внятными словами картографию мира неземного.
Алексей Машевский с его размеренной поступью лектора, планомерно и ровно разворачивающего картину человеческой культуры перед слушателем.
Алексей Пурин, чьих стихов не представляю без постоянных отсылок на классиков, с которыми он, по-моему, находится в непрерывной беседе.
Поменялось ли что-то в вашей поэзии, когда вы переехали в Петербург?
Безусловно — да. Пожалуй, в ней стало меньше балладной сказочности и больше лирики.
Петербургский текст
Останемся дома, где свет и вода,
тепло и посуда,
где книги и сеть, и уже никогда
не выйдем отсюда.
Скрипят половицы, и чашек парад —
отрада для взора,
мычаньем и свистом отвечу не в лад
паркету, фарфору.
Я по телевизору видел китов
на плоском экране,
последний француз, их Жак-Ив Кусто
искал в океане,
у них ультразвук, у меня интернет —
поет ноосфера,
и смерти в ней нет, таков с ней завет
пасхальная вера.
Не выйду из дома, коралла полип
в скелете из гипса…
предшественник вышел — и что же? погиб,
а я теперь вписан.
