ЖурналЭссеистикаБорис Краснов. “Кто он, человек с Фонтанки?” (О поэте Александре Комарове)

Борис Краснов. “Кто он, человек с Фонтанки?” (О поэте Александре Комарове)

Поэт Александр Комаров за свою про­дол­жи­тель­ную твор­че­скую жизнь напи­сал и издал все­го восемь поэ­ти­че­ских кни­жек. Последняя, вось­мая, “Общие сло­ва”, состав­лен­ная при жиз­ни, вышла в свет уже после его смер­ти.

Рассматривая их в сво­ей биб­лио­те­ке, я вижу, что все они какие-то неубе­ди­тель­ные в смысл каче­ства изда­ния (не каче­ства поэ­зии!)

Первая кас­сет­ная книж­ка “Штрихи” вышла в Лениздате еще в 1984 году, тонень­кая, 32 стра­нич­ки. Вторая, почти такая же тонень­кая – через восемь лет, тре­тья – еще через пять лет. Итоговая кни­га “Человек с Фонтанки” – в твер­дой облож­ке в 224 стра­ни­цы была напе­ча­та­на в 2013 году, но… поче­му-то без оглав­ле­ния и чрез­вы­чай­но мел­ким шриф­том.

Тем не менее, Александр Комаров поэт насто­я­щий и поэт, рабо­тав­ший до послед­них сво­их дней, тогда как мно­гие его сверст­ни­ки, дру­зья-поэты, сде­лав­шие себе имя в совет­ское вре­мя, отка­за­лись от писа­ния сти­хов, тем более от изда­ния сбор­ни­ков за свой счет.

Поэзия Комарова уди­ви­тель­но цель­на. Когда он в сво­их книж­ках сво­дит воеди­но сти­хи, напи­сан­ные бук­валь­но вче­ра и напи­сан­ные два­дцать-трид­цать лет назад, труд­но заме­тить этот вре­мен­ной раз­рыв даже иску­шен­но­му чита­те­лю. И эта цель­ность ощу­ща­ет­ся несмот­ря на то, что поэт посто­ян­но меня­ет фор­му, обра­ща­ясь то к бело­му сти­ху, то к вер­либ­ру, ины­ми сло­ва­ми: к спор­ным жан­рам, как Комаров сам назы­ва­ет свои упраж­не­ния. Иные сти­хо­тво­ре­ния дей­стви­тель­но выгля­дят, как упраж­не­ния, и в этом нет ниче­го зазор­но­го, пото­му что насто­я­щий поэт все­гда – уче­ник.

Стремление охва­тить, осво­ить все жан­ры, ощу­ща­ет­ся с пер­вой кни­ги, уже там есть и вер­либ­ры, и белые сти­хи, и сти­хи с пар­ной риф­мов­кой, к кото­рым у поэта осо­бен­но тре­пет­ное отно­ше­ние:

Я проснусь уди­ви­тель­ным утром,
иску­па­юсь в залив­чи­ке утлом
и по улоч­ке тон­кой и гиб­кой
про­бе­гу с непо­нят­ной улыб­кой.

А вот, что пишет он о шести­стоп­ной ямбе, алек­сан­дрий­ском сти­хе, как всту­па­ет­ся в его защи­ту:

Твердят: “Размер тяжел, стал скуч­ным, неудоб­ным…“
Глумиться брось­те вы над ямбом шести­стоп­ным!
Любой раз­мер хорош! Запретных рит­мов нет.
Все дело толь­ко в том, каков ты сам, поэт.

Поэт Александр Комаров все­гда зна­ет, о чем он гово­рит и для кого. Его сти­хи при внеш­ней про­сто­те все­гда целе­на­прав­лен­ны и пото­му – точ­ны. Вот при­мер из пер­вой книж­ки – сти­хо­тво­ре­ние в одно пред­ло­же­ние:

Не город и не горо­док,
а про­сто горо­диш­ко,
где над домиш­ка­ми дымок
седой и тощий слиш­ком,
где само­сва­лы не ревут,
где пету­ха­ми будят,
но где рож­да­ют­ся,
живут
и уми­ра­ют люди.

Как у любо­го поэта, у Комарова есть сти­хи о при­ро­де и сти­хи о худож­ни­ке, живо­пи­су­ю­щем при­ро­ду. Размышляя о спо­соб­но­сти худож­ни­ка точ­но и чест­но пере­дать линии и цве­та это­го мира, поэт в мину­ту сомне­ний убеж­да­ет и, преж­де все­го, само­го себя:

Милый друг, вла­дея кистью, –
не пиши тра­вы и листьев,
не пиши небес и рек,
без­на­деж­ный чело­век.

Но пре­одо­лев этот минут­ный порыв, поэт сно­ва, раз за разом, берет­ся за это без­на­деж­ное дело – живо­пи­са­ние сло­вом. Его сти­хи о при­ро­де уди­ви­тель­но эко­но­мич­ны, но вме­сте с тем, неба­наль­ны. У поэта все­гда най­дет­ся пара-трой­ка новых слов, и неожи­дан­ная мета­фо­ра или эпи­тет, при­да­ю­щая убе­ди­тель­ность опи­сы­ва­е­мо­му пей­за­жу:

Горький запах бере­зо­вых дров,
раз­го­рев­ших­ся в печ­ке.
Небо – ясно. Мороз – не суров.
Лед тон­ча­ет на реч­ке.
Как на солн­це, – свет­ло на душе.
Птица про­бу­ет гор­ло.
И ручьи разо­гна­лись уже,
и свер­ка­ют, как свер­ла.

Его миро­ощу­ще­нию близ­ки зим­ние, весен­ние пей­за­жи, пей­за­жи позд­ней осе­ни, когда крас­ки ску­по­ва­ты, и обна­же­ны все линии. И хочет­ся вслед за поэтом повто­рить:

Да, бед­но­ват пей­заж,
но не тоск­лив.
Охватывает голо­во­кру­же­нье –
в таком неве­ро­ят­ном напря­же­нье
засты­ли вет­ви скрю­чен­ные лип.

Есть у поэта и быто­вые зари­сов­ки, послед­ние порой уди­ви­тель­но тон­ки и точ­ны в пере­да­че автор­ских ощу­ще­ний. Вот к жене поэта, позд­но вече­ром при­е­хал род­ной брат, поэт не спит, слу­ша­ет голо­са на кухне за сте­ной:

Он раз­би­рал отдель­ные сло­ва,
в бесе­ду абсо­лют­но не вни­кая,
себе отче­та не отдав спер­ва,
что слу­шал не сло­ва, а то – какая
там речь необы­чай­ная тек­ла,
вдруг ощу­тив с неяв­ною тос­кою,
что вся она напол­не­на была
тер­пе­нья, пони­ма­нья и покоя.

Этот покой обще­ния совсем не то, что бес­по­кой­ство поэта о сво­ем назна­че­нии, о месте в этой жиз­ни, нако­нец, в поэ­зии. Тема поэ­ти­че­ско­го твор­че­ства посто­ян­но вол­ну­ет авто­ра, он раз за разом воз­вра­ща­ет­ся к ней, то в сомне­ни­ях, то с твер­дой верой. Эти раз­мыш­ле­ния, то мучи­тель­ные, то напол­нен­ные само­иро­ни­ей про­ни­зы­ва­ют кни­гу “Человек с Фонтанки” и при­во­дят авто­ра к фило­соф­ским постро­е­ни­ям, спо­рам то с самим собой, то с неви­ди­мым оппо­нен­том.

Размышляя о пре­врат­но­стях твор­че­ских судеб, Комаров пишет яркое и едкое сти­хо­тво­ре­ние о дра­ма­тур­ге Сухово-Кобылине; заод­но он пере­би­ра­ет и всех сопут­ству­ю­щих его род­ствен­ни­ков. Достается и само­му дра­ма­тур­гу – кути­ле и пья­ни­це:

Сей Александр, сынок Василия,
все­го три пье­сы напи­сал
и без осо­бо­го уси­лия
неждан­но в клас­си­ке попал.
Знать нету пра­вил обя­за­тель­ных;
мы толь­ко спро­сим без затей:
с кого же брать при­мер писа­те­лям,
и как вос­пи­ты­вать детей?

Наивный вопрос в кон­це сти­хо­тво­ре­ния – типи­чен для поэта Комарова, кото­рый неожи­дан­но вдруг при­ки­ды­ва­ет­ся про­стач­ком, и мета­фо­ри­че­ски раз­во­дит руки в при­твор­ном недо­уме­нии. Хотя вопрос-то серье­зен и ответ на него рас­тво­рен в исто­ри­че­ской ретро­спек­ти­ве… Как ковар­ны гри­ма­сы Времени: послед­ний ста­но­вит­ся пер­вым, пер­вый послед­ним. О том же чита­ем в сти­хо­тво­ре­ние “Второй.”

Ох, Первый! Всё – ему:
Все лав­ры, слив­ки, пен­ки…

Восклицает автор в при­твор­ной (или нет?) зави­сти. Но тут же начи­на­ет раз­во­ра­чи­вать перед нами пер­спек­ти­вы вто­ро­го, кото­рый тру­дит­ся в тени пер­во­го – не в лучах сла­вы! – и кото­рый в ито­ге ста­но­вит­ся пер­вым. Есть в этом сти­хо­тво­ре­нии извест­ная доля лукав­ства и в фина­ле слы­шит­ся пота­ен­ное: “моим сти­хам как дра­го­цен­ным винам наста­нет свой черед”. Судьба сво­их сти­хов совсем не без­раз­лич­на Комарову.

У Комарова был друг – здрав­ству­ю­щий поныне, про­фес­си­о­наль­ный фило­соф, имен­но спо­ры с ним, начи­нав­ши­е­ся в засто­лье под рюм­ку вод­ки, поэт про­дол­жал в сво­их сти­хах, обле­кая их под­час в фор­мы нази­да­тель­ные, арха­и­че­ские, под­ра­жая мыс­ли­те­лям древ­но­сти:

Ежели ты мол­ча­лив, кло­нен к тихой бесе­де, –
пра­виль­но дела­ешь! Правильно судишь о жиз­ни!
Говорунов, бол­ту­нов, тре­па­чей, сло­во­блу­дов –
кос­но­языч­ных, затей­ли­вых, лжи­вых лука­вых
мно­го на све­те. Но слу­ша­ют – немно­го­слов­ных.

И заклю­ча­ет поэт этот ряд нази­да­ний и сове­тов лука­вой кон­цов­кой, про­ти­во­ре­ча­щей все­му ранее ска­зан­но­му. Она уга­ды­ва­ет­ся не сра­зу, посколь­ку пря­чет­ся за кра­си­вой, брос­кой сен­тен­ци­ей:

Нет! – ниче­го я вещать и тал­ды­чить не ста­ну!
Хлебом готов поде­лить­ся, а сове­том – уволь­те!

В этой вели­ко­леп­ной позе – Цицерон, да и толь­ко! –скры­тая насмеш­ка над всей фило­соф­ской маши­не­ри­ей! И над сво­им при­я­те­лем-фило­со­фом, преж­де все­го. Столько наго­во­рил. насо­ве­то­вал все­го и тут же отрек­ся от ска­зан­но­го!

Но что есть фило­со­фия? Нет, не с точ­ки зре­ния про­фес­си­о­наль­ных фило­со­фов, а с точ­ки зре­ния обы­ва­те­ля — чело­ве­ка живу­ще­го в быту? Предполагаю, что для него фило­со­фия – нау­ка, долж­ная помо­гать раз­би­рать­ся в жиз­ни, в ее пово­ро­тах и про­ти­во­ре­чи­ях. Наука, даю­щая отве­ты на слож­ные вопро­сы повсе­днев­но­сти. Вопросы о сво­ем месте в мире, вопро­сы о пред­на­зна­че­нии, кото­рые мучи­ли в част­но­сти и бра­тьев Стругацких.

И начи­на­ет­ся она, эта нау­ка – фило­со­фия, с сомне­ния. Сомнение застав­ля­ет чело­ве­ка заду­мать­ся: а все ли пра­виль­но в мире, в кото­ром я живу? И что за место я в нем зани­маю?

Сомнение – вот дви­жу­щая сила мно­гих сти­хов Александра Комарова. Именно с сомне­ния начи­на­ет­ся фило­соф­ское осмыс­ле­ние сво­е­го Я в этом мире, сво­е­го места и назна­че­ния.

Влез в трам­вай. Кондуктор видит это,
но не пред­ла­га­ет мне биле­та,
бро­дит по ваго­ну взад-впе­ред,
а с меня опла­ты не берет.
Что это такое, в самом деле,
что меня в упор не раз­гля­де­ли?
Я – пустое место? Дух Святой?
Эй, кон­дук­тор, объ­яс­нись, постой!
Но в ответ – ни взгля­да и ни жеста.
Значит – вправ­ду я пустое место…

Философия пыта­ет­ся най­ти ответ на вопро­сы веч­ных дихо­то­мий: жизнь и смерть, доб­ро и зло, прав­да и ложь, любовь и нена­висть…

Все мы изу­ча­ли осно­вы диа­лек­ти­че­ско­го мате­ри­а­лиз­ма, и еще в памя­ти хра­нят­ся три фор­му­лы, три кита, три аккор­да этой под­за­бы­той ныне нау­ки: закон отри­ца­ния отри­ца­ния, закон един­ства и борь­бы про­ти­во­по­лож­но­стей, закон пере­хо­да коли­че­ства в каче­ство.

Но это – фило­со­фия книж­ная. А есть еще фило­со­фия народ­ная, сокры­тая в муд­ро­сти посло­виц и пого­во­рок. Речевая память наро­да, хра­нит некие пра­ви­ла жиз­ни, некие исти­ны и, что осо­бен­но цен­но, эти пра­ви­ли и исти­ны – про­ти­во­ре­чи­вы! Ведь с одной сто­ро­ны: без тру­да не выло­вишь рыб­ку из пру­да, а с дру­гой: от тру­дов пра­вед­ных не нажи­вешь палат камен­ных. Хотя осо­бо­го про­ти­во­ре­чия тут как буд­то и нет: где пала­ты и где рыб­ка? Палаты ведь исста­ри дава­лись не за труд, а за родо­ви­тость.

Этот дуа­лизм мы нахо­дим и в сти­хах Комарова. Вот поэт, живу­щий на девя­том эта­же, смот­рит с высо­ты на обла­ка… и что же он видит, о чем мыс­лит?

Вдали шли­фу­ет рель­сы ско­рый,
Чуть бли­же – строй­ка: пыль и чад…
В окно не забе­рут­ся воры,
но и дру­зья не посту­чат.

Казалось бы, баналь­ное рас­суж­де­ние (как мно­го у Комарова сти­хов, при­ки­ды­ва­ю­щих­ся баналь­ны­ми!) но за ним уга­ды­ва­ет­ся мысль: чем выше под­ни­ма­ет­ся чело­век, тем ско­рее он лиша­ет­ся и вра­гов, и дру­зей. Этот выход от част­но­го к обще­му не все­гда явен, но почти все­гда явлен.

Комаров любит порас­суж­дать. Эти рас­суж­де­ния не из той обла­сти, о кото­рой мы гово­рим сло­ва­ми сати­ри­ка Иванова: обра­зо­ван­ность всё хочут пока­зать. Как раз-таки это­го, похваль­бы обра­зо­ван­но­стью, и нет в сти­хах Комарова. Напротив, они обы­ден­ны, про­сты и неза­тей­ли­вы. Это рас­суж­де­ния пар­ня с наше­го дво­ра, чело­ве­ка с Фонтанки. Но… они изящ­ны! Поэт вир­ту­оз­но вла­де­ет раз­го­вор­ной инто­на­ци­ей и, каза­лось бы, без тру­да обле­ка­ет ее в риф­мо­ван­ные фор­мы. Но что сто­ит за этой лег­ко­стью?

Вы зна­е­те, как рабо­та­ет закон пере­хо­да коли­че­ства в каче­ство? Не зна­е­те? Тогда про­чи­тай­те это сти­хо­тво­ре­ние:

Я фак­ты собе­ру. А после их сло­же­нья –
хоти­те? – сооб­щу свои сооб­ра­же­нья.
Есть воро­ха про­блем, кото­рые понять я
стрем­люсь, чтоб дове­сти до вас свои поня­тья.
Как часто спо­рим мы – и рады, и не рады,-
когда отста­и­ва­ем соб­ствен­ные взгля­ды.
А ино­гда, гля­дишь, не зная даже – кто вы,-
мы мне­ние своё вам выска­зать гото­вы…
Да нам и без того най­дёт­ся чем гор­дить­ся:
обы­ча­ев – не счесть, не сосчи­тать тра­ди­ций.
А то – порой смеш­ны, а ино­гда и жут­ки,-
во всё суют носы тупые пред­рас­суд­ки.
Когда же это всё мы вдруг одна­жды сло­жим,
то сум­му объ­явить миро­воз­зре­ньем смо­жем,

Вот так из сло­же­ния сооб­ра­же­ний, поня­тий, мне­ний, взгля­дов, обы­ча­ев, тра­ди­ций, пред­рас­суд­ков скла­ды­ва­ет­ся миро­воз­зре­ние. То есть систе­ма фило­соф­ских пред­став­ле­ний о мире.

Что же каса­ет­ся самих фило­со­фов, то поэт явно их недо­люб­ли­ва­ет, не пото­му ли что в сво­их рас­суж­де­ни­ях о высо­ких мате­ри­ях они погряз­ли в тер­ми­но­ло­гии, замкну­лись в сво­ей костя­ной башне. Поэт же ста­ра­ет­ся при­бли­зить к чело­ве­ку поня­тие фило­со­фии, выявить ее истин­ную при­ро­ду.

Что мне до фило­со­фии? Она
и без меня при­сут­ству­ет повсю­ду,
Как соль в мор­ской волне, рас­тво­ре­на.

Вот оно – отно­ше­ние авто­ра к фило­со­фии: фило­со­фия – повсю­ду. Иначе – она сама жизнь. И поэт Александр Комаров под­твер­жда­ет это сво­и­ми сти­ха­ми.

Когда-то одна заслу­жен­ная поэтес­са воз­му­ти­лась: «У Комарова сло­ва обо­зна­ча­ют не то, что они долж­ны обо­зна­чать!» Но моло­до­го поэта Александра Комарова тогда такая кри­ти­ка не сму­ти­ла – ведь имен­но так и нуж­но писать поэту: откры­вать в сло­вах новые смыс­лы или вос­кре­шать ста­рые, дав­но забы­тые.

Именно в таком ста­ром, искон­ном, смыс­ле сле­ду­ет вос­при­ни­мать назва­ние послед­ней его кни­ги. «Общие сло­ва» – это те самые сло­ва, кото­рые нас объ­еди­ня­ют в еди­ную общ­ность, так же как общий язык или общий дом.

У всех у нас на них одни пра­ва:
ведь это наши, общие сло­ва.

Читателя, взяв­ше­го кни­гу в руки, это назва­ние может отпуг­нуть. Что еще за «Общие сло­ва»? А где же лица необ­щее выра­же­ние? Но эта дву­смыс­лен­ность – иро­нич­на, как иро­нич­ны мно­гие сти­хи Александра Комарова, хотя вопро­сы, кото­рые они под­ни­ма­ют, почти все­гда серьез­ны. Действительно, поэт гово­рит со сво­им чита­те­лем имен­но на общем, понят­ном язы­ке, не чура­ясь раз­го­вор­ной инто­на­ции. И темы, под­ни­ма­е­мые в сти­хах его книг, тоже общие – понят­ные вся­ко­му чело­ве­ку.

Разговаривая с чита­те­лем на общем с ним язы­ке, Комаров ста­ра­тель­но избе­га­ет опас­но­сти встать над чита­те­лем, поэто­му даже в тех сти­хо­тво­ре­ни­ях, где он нази­да­те­лен, он сни­жа­ет высо­ту стро­ки лег­кой иро­ни­ей. Он ско­рее обзо­вет себя неучем, иди­о­том, чем поз­во­лит себе свы­со­ка поучать кого-либо. Но не сле­ду­ет под­да­вать­ся на эти про­во­ка­ции, Поэт Александр Комаров совсем не прост.

Вот, напри­мер, он пишет о себе:

Я во-пер­вых, во-вто­рых и в‑третьих
и не кри­тик, и не тео­ре­тик,
и за мною есть позор­ный фак­тик:
я все­го лишь дей­ству­ю­щий прак­тик.

Всё – прав­да, и то, что поэт писал сти­хи – дей­ство­вал, до послед­них дней, и то, что тео­ре­ти­зи­ро­вать не любил и если выска­зы­вал­ся, то корот­ко, и по сути. Но в этом сти­хо­тво­ре­нии, само­уни­чи­же­ние, заяв­лен­ное в нача­ле (позор­ный фак­тик… все­го лишь… прак­тик) выво­дит в ито­ге на тему твер­до­го вза­и­мо­по­ни­ма­ния меж­ду прак­ти­ка­ми (в отли­чие от тео­ре­ти­ков). И с кем же Комаров нахо­дит такое вза­и­мо­по­ни­ма­ние с полу­же­ста? С Горбовским!

Вон Горбовский: про­бур­чит невнят­но
да рукой взмах­нёт… И всё понят­но!

Поэт Александр Комаров зна­ет себе цену, но выра­жа­ет ее в неяв­ных фор­му­лах. Маскирует и пря­чет, при­тво­ря­ет­ся вто­рым, усту­пая место пер­вым, и пра­виль­но понять и оце­нить его мож­но толь­ко при вни­ма­тель­ном чте­нии. Вот он рас­суж­да­ет о Достоевском и сету­ет, что не сумел в свое вре­мя выска­зать нега­тив­ные свои впе­чат­ле­ния о его кни­гах, а Набоков – сумел. Вот она, та шка­ла, по кото­рой изме­ря­ет поэт свое твор­че­ство: Горбовский, Набоков! Вот к кому при­ме­ря­ет он свои общие сло­ва.

Александра Комарова мож­но услов­но отне­сти к поэтам-семи­де­сят­ни­кам, кото­рых сего­дня оста­ет­ся все мень­ше и мень­ше – они ухо­дят по одно­му, под­час поза­бы­тые чита­те­ля­ми. Неожиданный уход из жиз­ни Александра Комарова – поэта, кото­рый опре­де­лял одно из направ­ле­ний питер­ской поэ­зии, про­дол­жая тра­ди­ции Пушкина, несо­мнен­ная утра­та для оте­че­ствен­ной лите­ра­ту­ры. В одном из сво­их послед­них сти­хо­тво­ре­ний, кото­рое сохра­ни­лось толь­ко в руко­пи­си, Комаров пишет, и это зву­чит как заве­ща­ние:

Пускай в без­вест­но­сти умру.
пус­кай дру­гим судь­ба мир­во­лит.
Зато собрать­ся по перу
меня цити­ро­вать изво­лят.

И пред­на­зна­чен­ный удел
при­му сми­рен­но, без сте­на­нья:
не гром­кой сла­вы я хотел,
а толь­ко – скром­но­го при­зна­нья.

Но и при­зна­нья нет как нет.
Ну, что ж
чита­те­лям неве­дом, -
задам через пол­сот­ни лет
забот лите­ра­ту­ро­ве­дам.

Уж эти нало­ма­ют дров
и копий,
доко­пать­ся что­бы –
что это там за Комаров
был упо­мя­нут у Толстобы?

Мне что! – я буду нежи­вой…
И все-таки нелов­ко, брат­цы,
стать не зем­лею, не тра­вой,
а – темою для дис­сер­та­ций.

Хочется наде­ять­ся, что не толь­ко высо­ко­ло­бые лите­ра­ту­ро­ве­ды вспом­нят о поэте Александре Комарове, но и рядо­вые чита­те­ли, люби­те­ли хоро­шей поэ­зии, и не через пол­сот­ни лет, а гораз­до рань­ше. Гораздо рань­ше… 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Сомнение – вот движущая сила многих стихов Александра Комарова. Именно с сомнения начинается философское осмысление своего Я в этом мире, своего места и назначения.

Журнал