Борис Григорин. «Ретроспективы: Валерий Земских»

Из кни­ги Бориса Григорина «СТИХИ НА ПОТОМ. Ретроспективы петер­бург­ской поэ­зии» (2024).

О лите­ра­тур­ных встре­чах на Рубинштейна, 3

Мы дума­ли что вре­мя изме­ни­лось

Отсутствие запя­той перед «что» и точ­ки в кон­це пред­ло­же­ния тут не ошиб­ка. Дело в том, что от них одна­жды отка­зал­ся поэт Валерий Земских, с кото­рым я зна­ком с про­шло­го тыся­че­ле­тия: по ЛИТО «Нарвская заста­ва», сам­из­да­тов­ско­му жур­на­лу «Топка», Союзу писа­те­лей Санкт-Петербурга, встре­чам на мно­гих твор­че­ских пло­щад­ках. Вечер, где не встре­тишь Валерия, может ока­зать­ся сомни­тель­ным!

Конечно, отказ от зна­ков сам по себе знак: тут некая кон­вен­ция с чита­те­лем — читать по зако­нам авто­ра, даже если сна­ча­ла недо­уме­ва­ешь; потом вдруг ока­жет­ся, что толь­ко так и надо. Нет помех, и ста­вишь смыс­ло­вое уда­ре­ние там, где хочешь! Но зачем-то же были эти пре­пи­на­ния?

Не по это­му ли пово­ду выска­зал­ся Оден, что играть в тен­нис лег­че без сет­ки, но не так инте­рес­но. В арсе­на­ле Земских все сред­ства и сво­бо­ды вер­либ­ра, и отсут­ствие рифм и зна­ков не самые глав­ные. Симон Чиковани сето­вал: «Так про­кля­тая риф­ма тол­ка­ет все­гда гово­рить совер­шен­но не то».

И толь­ко вер­либ­рист все­гда гово­рит то, что хочет? Или, если не гово­рит «то самое», так уж, конеч­но, обду­ман­но! Вот на такую кон­вен­цию я (как чита­тель) согла­сен. Вышеописанная стра­те­гия Авангарда меня не силь­но тро­га­ет как вос­пи­тан­но­го на дру­гой тра­ди­ции. Но надо при­знать­ся, нико­гда не счи­тал Земских аван­гар­ди­стом, сюр­ре­а­ли­стом или пост­мо­дер­ни­стом. Просто он с само­го нача­ла не хотел писать глад­ко, как все. Увлекался, ска­жем, Аполлинером, любил япон­скую поэ­зию, но не пом­ню, что­бы он под­ра­жал им. Или обэ­ри­утам, Всеволоду Некрасову, с кото­рым его срав­ни­ва­ют, или Элюару… срав­не­ния хро­ма­ют. Потому что наш автор мно­гое впи­тал, преж­де чем полу­чил­ся свой инди­ви­ду­аль­ный стиль, ёмкий и узна­ва­е­мый все­ми.

Мне кажет­ся, что это нача­лось где-то до сбор­ни­ка «НЕРАЗБОРЧИВО» (2013 г.). В нем поды­то­жи­ва­лись раз­ные игро­вые стра­те­гии совре­мен­но­го дис­кур­са — мно­го­зна­чи­тель­но­го пись­ма на повто­рах, пере­се­че­нии раз­ных жиз­нен­ных рядов, мно­го­го­ло­си­це, обо­рван­ных фра­зах из несо­сто­яв­ших­ся диа­ло­гов. На мой тогдаш­ний взгляд это было абсур­дом всле­пую, но все­гда с задан­ным сюже­том. Мир ока­зы­вал­ся не таким логич­ным и счаст­ли­вым, каким казал­ся. В этом был смысл пере­строй­ки поэ­ти­че­ско­го мыш­ле­ния или уже декон­струк­ции, пока что в тек­сте… При этом тогда все сти­хо­тво­ре­ния ещё име­ли назва­ния, под­да­ва­лись рас­шиф­ров­ке, код зада­вал сам автор; это было ино­гда весе­ло. Если длин­ное сти­хо­тво­ре­ние уда­ва­лось дочи­тать до кон­ца.

Не берусь точ­но опре­де­лить, какой суще­ствен­ный пово­рот слу­чил­ся в после­ду­ю­щих кни­гах, но сти­хи ста­ли неузна­ва­е­мы. Из них ушло всё лиш­нее. То ли «Лентой Мёбиуса свер­ну­лось вре­мя», то ли ста­ло инте­рес­нее писать понят­нее, более обы­ден­но, что ли, но сти­хи ста­ли чело­веч­нее, в них появи­лись вещи, а не «объ­ек­ты», и даже дру­гие суще­ства (чере­па­ха, у кото­рой болит левое коле­но!). Стихи пере­ста­ли быть длин­ны­ми переч­ня­ми, состо­я­щи­ми из назыв­ных пред­ло­же­ний. Правильная дис­крет­ность в опи­са­нии, напри­мер, пей­за­жа сохра­ни­лась, но он пре­вра­тил­ся в фан­та­сти­че­ский, фило­соф­ский… Мир изме­нил­ся. Видимо, уплот­нил­ся.

Открываешь слу­чай­но кни­гу «БОГ СИДИТ ЗА ПУЛЕМЁТОМ» на стра­ни­це 35: «Мир в коме». Не зна­ешь, читать ли даль­ше… А даль­ше: «Разумеется мой»… Вот в этом весь Земских!

Казалось бы, тра­ги­че­ское, даже ката­стро­фи­че­ское мыш­ле­ние остав­ля­ет зазо­ры для пони­ма­ния того, что про­ис­хо­дит. В этом смыс­ле луч­ше дру­гих состав­ле­на кни­га «ВАВИЛОНСКАЯ ПЫЛЬ». Это внят­ный раз­го­вор о вре­ме­ни, не обе­ща­ю­щий выхо­да, но дово­дя­щий выво­ды из дру­гих книг Валерия Земских. Композиция тут кажет­ся вполне связ­ной. Но ждать от это­го авто­ра рос­кош­но­го нар­ра­ти­ва в духе Кавафиса или антич­ной про­хлад­но­сти в духе Бродского не сле­ду­ет. У лири­че­ско­го героя Земских посто­ян­ные жесты неде­я­ния, как у завзя­то­го даоса, или огляд­ка Орфея при доб­ро­воль­ном спус­ке в Ад: глав­ное не пре­кра­щать созер­ца­ние. Он, может быть, за созер­ца­ни­ем «кра­сот» этих кру­гов и забыл, что спус­кал­ся за жен­щи­ной, и не уди­вил­ся, что она отста­ла…

Тут есть о чём поду­мать австрий­цу Рильке и фран­цу­зу Мишо! Вот как изме­нил­ся герой, спус­ка­ю­щий­ся во Ад… Ответ — на опять же слу­чай­но откры­той 174- й стра­ни­це той же кни­ги:

…Нет что­бы так

На мол

Вот оно

Нет так нет

Пойду зали­зы­вать про­шлое

Так себе, конеч­но, ответ. Но ответ, изви­ни­те, на всё. Иногда куби­ки смыс­ла выстра­и­ва­ют­ся впо­пад. Читатель как бы попа­да­ет в Зону, где всё зна­чи­мо, как в филь­ме «Сталкер». Мир опять опу­стел, ожи­дая чуда, кото­рое не слу­чи­лось. Превратился или, вер­нее, раз­во­пло­тил­ся, и непо­нят­но, кто тут автор — Сталкер, Учёный или Писатель, но Стремленье к совер­шен­ству неиз­быв­но:

Свет неко­му вклю­чить

И чёр­ный

Как мысль о веч­но­сти

Коленца выки­ды­ва­ет день

И про­сту­па­ет

Сквозь твердь горы вода

Смывая со щеки нелов­кость нашей жиз­ни

А вода, пом­нит­ся, в этом мно­го­знач­ном кино была из глав­ных геро­ев. Вот так неожи­дан­но у Земских срав­не­ние, ассо­ци­а­ция ста­но­вит­ся поэ­зи­ей. И уже не заме­ча­ешь, есть тут риф­мы или нет, тут какая-то дру­гая магия, воз­мож­но, синтаксиса.Во вся­ком слу­чае, на его вече­ре обна­ру­жи­лось, что чте­ние вслух мно­гое объ­яс­ня­ет, сти­хи как бы срас­та­ют­ся, не кажут­ся раз­роз­нен­ны­ми репли­ка­ми.

И пуб­ли­ка с удив­ле­ни­ем видит поэта боль­шо­го мас­шта­ба в Петербурге, на ули­це Рубинштейна 3… Кто бы мог поду­мать!